– Но мне пора домой. Нам обоим пора домой.
Она встает. Я одергиваю футболку, чтобы прикрыть пах. Соджорнер ухмыляется.
– Соджорнер, идем ко мне.
– Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Никто больше так не говорит. Мне нравится, что ты не зовешь меня Сид.
– Это «да»?
– Это «не знаю». Ты атеист. Я не знаю, каково это будет – встречаться с тобой. Мне нужно вернуться домой, подумать, выспаться, позаниматься – у меня скоро экзамены и скоро бой, и да, я не знаю, что между нами такое, но мне это нравится. Ты не такой, как все.
Я трясу головой, пытаясь привести в порядок мысли.
– Ты тоже.
Она протягивает руку и гладит меня по щеке. Меня всего словно пронизывает током.
– Спокойной ночи, Че.
Я качаю головой:
– Я провожу тебя. Еще раз.
– Хорошо, – говорит Соджорнер, берет меня за руку и прижимается ко мне. – Это можно.
Глава двадцать девятая
Я не могу заснуть. Не могу перестать думать о Соджорнер, снова и снова проигрывать в голове наши поцелуи в парке. Представлять, как она касается рукой моего живота. Я дрочу. Все равно не могу заснуть. Я принимаю душ и звоню Джорджи. Волосы у нее еще короче, чем когда мы говорили в последний раз. По бокам все сбрито. Она выглядит счастливой. Я рассказываю ей о Соджорнер и о Розе. В основном о Соджорнер. Джорджи говорит о них с Назимом, то и дело хохочет. Она рада, что я рассказал Лейлани о Розе. Она говорит, чтобы я наслаждался тем, что есть у нас с Соджорнер, и перестал думать, всерьез это или нет. Она права. Наконец я чувствую, что хочу спать. Мы прощаемся, и я забираюсь в постель. Я почти отключился, но тут слышу, что в Розиной комнате кто‐то хихикает.
Я стучусь в Розину дверь. Снова слышу, как кто‐то хихикает, затем спешно что‐то убирает. Роза, зевая, открывает дверь. Сеймон лежит под простыней, притворяясь, что спит, но у нее то и дело дергаются губы. Я и забыл, что она у нас ночует.
– Уже три часа ночи. Хватит шуметь.
– Извини, – говорит Роза и снова ненатурально хихикает. – Сеймон очень смешная.
– Хватит быть смешной, Сеймон.
Сеймон, улыбаясь, садится на кровати. У нее блестят глаза: она хохотала до слез.
– Я постараюсь.
– Спокойной ночи, девочки, – говорю я, а Роза забирается обратно в постель.
– Спокойной ночи, Че, – хором отвечают они: ни дать ни взять лучшие подружки, ночующие вместе.
Я закрываю дверь в Розину комнату, возвращаюсь к себе и мгновенно засыпаю. Я просыпаюсь в девять с лишним. И пару минут лежу, представляя себе губы Соджорнер. Я слышу Розин смех. Ее настоящий смех, тот самый, которым она никогда ни при ком не смеется. Затем он резко смолкает. Я натягиваю треники и стремглав бросаюсь вниз по лестнице. Сеймон мешком лежит на барной стойке, лицом вбок, из носа у нее течет, глаза закрыты, веки разбухли. Она синеет: в крови не хватает кислорода. Роза стоит рядом и пристально на нее смотрит. В руке у Розы автоматический инжектор.
Я выхватываю у нее инжектор. Колпачок уже снят. Нащупываю сквозь штаны бедро Сеймон, прижимаю инжектор, считаю до десяти, надеясь, что я все сделал правильно и не попал в вену. Поднимаю инжектор, бросаю его на стойку, растираю место укола. Сеймон приоткрывает глаза. Веки слишком распухли, поднять их до конца она не может. Она делает вдох и начинает кашлять. Прижимает руки к груди.
Мы все смотрели видео. Мы тренировались с пустым инжектором. Макбранайты не разрешают Сеймон проводить время с теми, кто не умеет пользоваться инжектором. Роза уже не смеется, она орет. Сеймон нужна медицинская помощь. Я набираю два нуля, перед последним нулем вдруг вспоминаю, где я, сбрасываю, жму 911.
– Что у вас случилось?
– У нее анафилактический шок. Я использовал автоматический инжектор. Да, она дышит.
Из кабинета выходят Салли и Дэвид.
– Что… – начинает Салли, но тут же видит Сеймон и бросается к ней.
Дэвид притягивает к себе Розу. Я продолжаю отвечать оператору, называю наш адрес. Салли обнимает Сеймон, повторяет, что все будет в порядке. Сеймон кивает:
– Со мной все нормально, – говорит она. – Все уже прошло.
Она не выглядит нормально. Лицо у нее осунувшееся, красное, веки распухшие, лоб в испарине. Она улыбается Розе. Дэвид отпускает Розу, достает телефон и звонит Макбранайтам. Роза обнимает Сеймон, Сеймон в ответ обнимает ее одной рукой. Моя сестра чуть не убила человека. Роза знает, что у Сеймон аллергия на арахис. Я вижу на барной стойке два стакана с жутковатого вида смузи, а в раковине блендер. Наверняка Роза положила в смузи арахисовое масло. Она пообещала, что никого не убьет, если только не придумает, как уйти от наказания. Роза стояла и смотрела, как у Сеймон началась аллергическая реакция и она потеряла сознание. Роза стояла с инжектором в руке и смеялась.
После того как скорая увозит в больницу Сеймон и Салли, Роза в слезах бежит в свою комнату. Дэвид идет за ней. Я пишу Лейлани: «Сеймон разговаривала. Кожа у нее уже была обычного цвета». Сердце вот-вот выскочит у меня из груди. Я подхожу к окну, смотрю вниз, на улицу. Я слышу сирены. Кому‐то еще плохо. Скорая, в которой увезли Сеймон, уехала без сирены.
– Че, Роза тебя зовет, – говорит Дэвид. – Она расстроена.
Он обнимает меня.
– Спасибо за то, что ты сделал. Мы тобой гордимся. Слава богу, что есть автоматические инжекторы.
Я киваю. Я все еще не могу поверить, что Роза это сделала. Смотрю на блендер в раковине. На стенках осталась коричневатая жижа. Я не хочу говорить с Розой. Но Дэвид ждет, что я пойду к сестре и ее утешу.
– Ты ей нужен, – говорит он.
Как он может не знать? Я поднимаюсь по лестнице. Что я ей скажу?
– Она не умерла, – говорит Роза, когда я закрываю за собой дверь. Телефон у меня в кармане включен на запись. – Я собиралась воспользоваться инжектором.
Она сидит на кровати, скрестив ноги. На щеках ни следа слез. Я сажусь на вертящийся стул, поворачиваюсь к ней.
– Я не виновата. – Роза говорит таким тоном, словно отрицает, что съела последнее печенье. Словно рядом с ней только что не умирала одиннадцатилетняя девочка.
Меня переполняет гнев такой силы, что мне приходится закрыть глаза и убрать руки за спину. Я хочу, чтобы Роза умерла. Сильнее, чем когда‐либо этого хотел. Если бы ее не было, Сеймон не оказалась бы на волосок от смерти. Кто знает, сколько еще живых существ избежало бы гибели. У меня дрожат руки. Я изо всех сил стараюсь дышать медленнее, не дать гневу завладеть мною. Если я открою рот, из него вылетит все, что я думаю о Розе, – что она ненормальная, что она чистое зло, что она долбаный дьявол.
Теперь я могу обо всем рассказать родокам. Момент настал. Они знают, что произошло. Я могу пойти к Салли и Дэвиду, могу рассказать обо всем, что сделала Роза, могу заставить их меня выслушать.