Кто-то подбросил вверх горсть куркумы, щедро осыпав нас пыльцой. Я услышала крики:
– Удхейо! Удхейо!
[39] Поднимись и поприветствуй Мать!
Я оглядела собравшихся, выискивая среди них амму, хотя и знала, что ее здесь нет. Как же мне ее не хватало! А потом жрец повязал мне на шею мутку
[40], ожерелье, навсегда связавшее меня с храмом и Богиней.
– Хочешь ли ты посвятить твою внучку Богине? – спросил жрец Сакубаи.
– Да, – ни секунды не раздумывая, кивнула бабушка.
Затем жрец повернулся ко мне и, склонившись вперед, красной краской нанес мне на лоб тилаку
[41].
– Ни один мужчина не станет твоим мужем. Ты связана узами с божеством, и тебе разрешается утолить голод лишь после поклонения Богине. Постись два дня в неделю и угождай любому посетившему тебя мужчине. Если он ударит тебя, давать сдачи тебе запрещается.
Потом пришел черед остальных пяти девочек, часы сливались в единый круговорот из музыки и мантр. Когда все закончилось, ко мне подошла Сакубаи.
– Твоя мать будет гордиться тобой. Теперь ты – девадаси, как и все мы.
Ночью, возвращаясь с Мадам и Сакубаи домой, я попыталась влезть в автобус, но запуталась в сари, так что одна из девадаси просто приподняла меня и затащила внутрь. Я начала было теребить ожерелье, но Сакубаи легонько шлепнула меня по руке и сказала:
– Ты к нему привыкнешь.
Автобус медленно катил вниз по дороге, и Сакубаи протянула мне яблоко и конфету. Я с жадностью сгрызла их – больше я ничего в тот день не ела. Вскоре мы вылезли из автобуса и пересели в повозку.
От нетерпения я места себе не находила и все представляла, как амма с улыбкой стоит на крыльце и ждет меня, здоровая и счастливая. Я представляла, как брошусь ей на шею и повинюсь за то, что уехала, не предупредив ее. Я искренне верила, что Богиня все уладит, самой мне эти простые мечты и желания ни на миг не казались наивными. Я уже повернулась к Сакубаи – собиралась удостовериться, что мои ожидания оправданны и что все будет так, как мне мечтается, – как вдруг повозка повернула совсем не туда, куда надо. Мы направлялись не к нашему дому на окраине, а в соседнюю деревню. Я хотела было сказать об этом Сакубаи, однако она наградила меня таким взглядом, что я промолчала. Значит, так и задумано и Сакубаи знает, куда мы едем, догадалась я.
Я вглядывалась в темноту и вскоре поняла, что эта деревня ничуть не похожа на нашу. Мы подъехали к воротам богатого особняка, где стоявшие у забора привратники остановили нашу повозку и спросили, как нас зовут. Услышав наши имена, они тотчас же распахнули ворота, словно перед долгожданными гостями. Двор был залит желтым светом фонарей, цветы в саду слегка покачивались от легкого ветерка, а пруд посреди сада подернулся рябью. Мы поднялись по каменным ступеням и оказались перед железной дверью, где нас уже дожидался слуга. Эта усадьба была даже больше, чем дом заминдара у нас в деревне. Слуга попросил нас троих подождать в гостиной. Где-то высоко над головой переливалась и сверкала огнями люстра, на стенах висели фотографии, с каждой на нас смотрел холеный раджа со своей женой, а потолок, как мне показалось, был вровень с небесами.
Сакубаи наказала мне вести себя в доме заминдара с достоинством. Как только заминдар войдет, наставляла она, сложи ладони и поприветствуй его, скажи «намаскар».
Мы сидели на корточках на кафельном полу и ждали.
Спустя некоторое время одна из дверей распахнулась и на пороге появился толстый приземистый мужчина, который торжественно, прямо как беременная, нес свой живот. Он махнул рукой Мадам, они вдвоем вышли из залы и зашептались. Голос заминдара звучал непреклонно, Мадам же, похоже, слегка нервничала, но, даже несмотря на это, торговалась просто мастерски. Она просила все больше, а заминдар настаивал на той же цене, что предложил сразу. Впрочем, в тот вечер из их разговора я мало что поняла.
– Я же вам девственницу привезла, – сказала Мадам.
– Она не одна такая…
– Но я прошу совсем немного!
Я попыталась отвлечься, но мысли мои занимала лишь амма. Повернувшись к Сакубаи, я прошептала, что амма наверняка нас уже заждалась.
– Тс-с! – Она сердито посмотрела на меня.
Мадам позвала Сакубаи, и они вдвоем отошли в угол.
– Не знаю… Может, надо подождать, когда она подрастет? – Голос Сакубаи звучал растерянно.
– Сакубаи, если тебе так важны ритуалы, то нам придется ждать еще года два-три. Тебе что, деньги не нужны?
Сакубаи глубоко вздохнула и кивнула, после чего вернулась ко мне и отвела меня в другую комнату.
– Жди здесь, я скоро вернусь, – сказала она.
Мне не хотелось оставаться одной, и я вцепилась в руку Сакубаи, стараясь удержать ее, но бабушка разжала мои пальцы и вышла. Комната была просторной, а в углу возвышалась громоздкая старинная кровать с инкрустированным золотом изголовьем. Присев на кровать, я посмотрела на стоявшие рядом комод и стол, на столе покачивалось зеркало. В сердце закрался страх, и я уже было решила улизнуть, как дверь открылась и в комнату вошел тот низенький мужчина, что беседовал с Мадам. Прикрыв за собой дверь, он остановился и оглядел меня, после чего закурил и, выпуская колечки дыма, двинулся ко мне. Несмотря на страх, я вспомнила наставления Сакубаи, сложила ладони и кивнула, пробормотав:
– Намаскар.
Услышал ли он меня, не знаю, потому что улыбки на его лице так и не появилось.
Он ухватил меня за подбородок, и его сонные глаза принялись буравить мое лицо. А потом он сказал, что обязан это сделать, чтобы Богиня благословила его семью.
Не говоря больше ни слова, он расстегнул рубашку и пояс и, бросая одежду на стул, стал раздеваться. Я забралась под кровать, тщетно стараясь сдержать рыдания. Вскоре он засунул под кровать свои грубые волосатые руки, вытащил меня и швырнул на кровать.
– Слушай, не реви. Тебе только хуже будет, – сказал он.
Я кричала и звала Сакубаи, однако он зажал мне рот ладонью. Сперва я захныкала, но потом затихла, а он, решив, что вырываться я больше не буду, ослабил хватку и вновь сказал, что вынужден так поступить. Повинуясь инстинкту, я метнулась в угол и укрылась под столом, на котором стояло зеркало, умоляя заминдара отпустить меня.
– Меня амма ждет! – повторяла я.
Но он, похоже, меня не слышал. Схватив меня за руку, он рассмеялся:
– Ничего, привыкнешь.
Я попыталась разжать его пальцы, но он с силой потянул меня к себе, обдав запахом чеснока и перегара. Стол покачнулся, следом зашаталось и зеркало, а затем оно упало на пол и разлетелось на миллион осколков, из которых на меня смотрело мое отражение.