Йоханнесбург, Южная Африка
Я ответила на звонок, потому что сидела к телефону ближе. Мы только что поужинали, и я делала уроки за обеденным столом; Бьюти сидела на диване, ее вязальные спицы щелкали друг о дружку, и комок шерсти постепенно таял.
– Алло? Робин? – Судя по голосу, человек на том конце был взбудоражен.
– Да. Кто это?
– Это Вильгельмина. Мне надо поговорить с Бьюти.
– Вот послушайте. – Я прочистила горло. – Molo. Unjani?
[104] – Бьюти учила меня языку коса, это был ее подарок мне на день рождения, и я хваталась за каждую возможность попрактиковаться.
– Очень хорошо, liefling
[105], но ты не могла бы отдать трубку Бьюти?
Я вздохнула. Взрослые иногда такие скучные!
– Вы хотите, чтобы я просто дала ей трубку или чтобы я позвала ее к телефону?
– Jinne
[106], Робин, не сейчас. Сейчас не до шуток. Просто позови ее!
– Для шуток всегда есть время, Вилли. – “Вилли” было последнее прозвище, которое я ей дала, но оно ей не особо нравилось.
– Cколько раз я просила не называть меня так? Это мужское имя! А теперь бегом зови Бьюти!
Я повернулась, чтобы позвать Бьюти, но она уже стояла рядом со мной, протянув руку. Я передала ей трубку, но отходить не спешила.
– Алло… В Соуэто? Откуда ты знаешь? Час, отлично… Я буду ждать тебя за домом. Пока.
– Зачем она звонила?
– Мне надо будет уйти сегодня вечером.
– С Вилли?
– Да.
– Из-за Номсы?
– Может быть. Это мы и должны выяснить.
– В Соуэто?
– Да.
– А можно мне с тобой? Ну пожалуйста!
– Мы не можем взять тебя в Соуэто.
– Но…
– Робин, милая, послушай. Для белого ребенка в этом районе слишком опасно. Это не обсуждается.
– Но Вилли же белая.
– Она взрослая, работает в Соуэто, и ее там знают. С ней все будет нормально, но ребенок – это подозрительно.
– Но…
– Я сказала – нет, и на этом все.
Я готова была спорить и дальше, но тут мне в голову пришла одна мысль.
– Ну ладно, хорошо. Ты, наверное, хочешь, чтобы я на вечер пошла к Морри?
– Да, спасибо, что все поняла. Спустись, пожалуйста, к Рейчел, спроси, могут ли они оставить тебя на ночь. Я не знаю, когда мы вернемся.
– Ладно, – вздохнула я и направилась к двери, напустив на лицо мрачное выражение, – именно этого Бьюти и ожидала. Голова у меня шла кругом.
– А что мне за это будет? – спросил Морри, когда я полчаса спустя изложила ему план в подробностях.
– Ты поможешь другу, который просит тебя об услуге.
– Просишь ты меня о том, чтобы я соврал матери, а у меня из-за этого может быть куча неприятностей. А еще ты просишь меня пролить мою священную еврейскую кровь. Мне нужна компенсация поощутимее, чем “поможешь другу”.
Я застонала. Вилли вот-вот появится, а к этому времени все должно быть в лучшем виде.
– Ну хорошо, хорошо, и чего ты хочешь?
– Десять поцелуев.
– Десять? Это чересчур!
– Плюс ты должна будешь держать меня за руку, когда мы на людях, и не корчить рожи у меня за спиной, когда я говорю, что ты моя девушка.
– Ф-фу. Согласна. – Мне не хотелось принимать такие грабительские условия, но времени на споры не оставалось. Придумаю потом, как отвертеться.
– А еще скажешь моей маме, что долго и усердно думала и пришла к мысли принять иудаизм.
– Это еще почему?
– Потому что мама говорит, чтобы мы не слишком увлекались друг другом. Мне надо жениться на еврейке, а ты безбожница, и хорошей жены из тебя не выйдет.
– А что мне надо сделать, чтобы стать еврейкой?
– Не знаю точно. Наверное, выучить идиш и варить суп с клецками.
Вечно болтаясь у Голдманов, я и так уже освоила идиш лучше некуда, а суп с клецками я любила.
– Ну ладно.
– Отлично. Сделка заключена.
– Но если ты все испортишь, сделка аннулируется.
– Не испорчу.
– Не забудь, ты выбегаешь, только когда она начнет задом выезжать с парковочного места…
– Да помню, помню. Не напутаю.
– Надеюсь, что не напутаешь. Увидимся внизу.
И я убежала, а то вдруг он потребует первый из десяти поцелуев немедленно. Я была уже у двери, когда миссис Голдман вышла из кухни.
– Робин, солнце, я и не слышала, как ты вошла.
– Я только забежала одолжить ручку, – соврала я.
– Позаимствовать. “Позаимствовать ручку”.
– Да, точно. Позаимствовать ручку, – согласилась я. – Миссис Голдман!
– Да, солнце?
– Я хочу принять людо-изм. Ну, пока!
– Она сказала – все нормально. Я могу у них остаться, – доложила я, направляясь к двери с раздутой, в спешке собранной тканевой сумкой. – До завтра.
– Сначала поди сюда, – позвала Бьюти из кухни, где заваривала чай в термосе.
Внутри у меня все сжалось. Если она откроет сумку, игра окончена. Бьюти точно не примет театральный бинокль Эдит, мешочек с сухарями, черную ваксу, шапку-балаклаву, перчатки и дневник наружного наблюдения за пижаму и зубную щетку.
– Зачем? – Я постаралась, чтобы мой голос не прозвучал виновато.
– С тобой все в порядке?
– Конечно! – с энтузиазмом выкрикнула я. – Почему со мной что-то должно быть не в порядке? – И для верности дополнила ответ улыбкой во все имеющиеся у меня зубы.
Не заглядывай в сумку. Только не заглядывай в сумку.
– Я думала, ты огорчишься. Из-за того, что тебя оставляют дома.
Ах да! Я допустила ошибку, не изобразив угрюмость, и Бьюти тут же что-то заподозрила.
– Я хочу с тобой, но если ты решила не брать меня, упрашивать не буду. – Злость получилась не очень, но это, кажется, успокоило Бьюти.
Она подошла обнять меня.
– Я не беру тебя с собой ради твоей же безопасности.
– Ну ладно. Как скажешь. – Я наполовину лицемерно обняла Бьюти и снова двинулась к двери. – Sala kakuhle. Ube namathamsanqa.