Сыщик и канарейка - читать онлайн книгу. Автор: Алиса Дорн cтр.№ 53

Я отвлекся на стайку девушек в ярких платьях – еще один цветник посреди города – и пропустил, как ко мне подсел Эйзенхарт.

– Неплохо выглядите, – одобрил он. – Уже не напоминаете мертвеца, как при первой нашей встрече. Должно быть, ваша вдовушка неплохо на вас влияет.

– Кто? – не понял сперва я. Появление Виктора заставило меня оторвать взгляд от окна. – Мы расстались.

– Случайно не потому ли она открывает новую выставку в галерее Корригана? Говорят, ничто так не вдохновляет, как разбитое сердце. Два ванильных ростбифа, – заказал Виктор подоспевшему официанту, прежде чем я успел возразить.

– Сомневаюсь, что сумею оценить сочетание, – мрачно заметил я.

Эйзенхарт только хмыкнул.

– Дайте-ка угадаю: вы опять собирались взять пирог с почками? Так вы никогда не поймете прелесть местной кухни.

– Возможно, я не хочу ее понимать, – возразил я, на что Эйзенхарт перегнулся через стол и сочувственно похлопал меня по плечу.

– Трудный день на работе? Расслабьтесь, ростбиф будет с чесноком.

Это не слишком успокаивало.

– Тогда почему он называется ванильным?

– Потому что чеснок – ваниль для бедняка, – туманно пояснил кузен. – Но, если это не дело рук леди Нэтли, даже не знаю, чем еще объяснить ваш цветущий вид. Может быть, спорт? Я слышал, вы записались в клуб по савату.

– Слышали? Или опять установили за мной слежку?

В его глазах мелькнула озорная искра.

– Слышал. Коллеги жаловались. Говорят, жестоко бьете.

– Если хотите, можете прийти и убедиться лично, что все происходит в рамках правил, – сухо заметил я.

– Что вы! – Эйзенхарт комически взмахнул руками. Я отметил, как он поморщился от боли при этом. – В мыслях не было. Но все-таки воздержусь. Драк мне на работе хватает.

Воспользовавшись моим молчанием, он завел речь о городских новостях. А я подмечал остальные симптомы. Бледные истрескавшиеся губы. Испарина. Едва заметно дрожавшие руки. Речь, утратившая обычную живость.

Не так давно благодаря Эйзенхарту я понял, каково это, когда о тебе волнуются.

Теперь он решил показать мне, каково это – самому бояться за чужую жизнь.

К сожалению, на своем примере.

Родившись без души и покровительства духов, Эйзенхарт, сам того не осознавая, был огромной занозой для мироздания. Одно его существование нарушало правильный ход событий. Для Вирд он был лишним – и опасным – человеком.

Поэтому Вирд избавлялась от подобных ему.

– Полагаю, спрашивать, стало ли вам лучше, бесполезно? – перебил я его.

Едва ли это можно было назвать невежливостью. Мы оба знали, по какой причине сюда пришли – не ради разговоров о кулинарии и грядущей майской ярмарке. Эйзенхарт лишь пожал плечами. Ответ был очевиден: в его ситуации улучшение стало бы чудом.

Я вынул руку из кармана пиджака и положил таблетки на стол. Флакон из оранжевого стекла прокатился по лакированной поверхности, пока Эйзенхарт не поймал его.

– Не больше четырех в день. Если не поможет, придете ко мне.

Доктор

– Войдите.

Не отрываясь от проверки работ, я махнул посетителю, чтобы он сел в кресло напротив. На некоторое время в комнате воцарилась тишина, прерываемая только скрипом перьевой ручки. Потом поверх страницы лег знакомый мне пузырек.

– Не действуют, – виновато пояснил Эйзенхарт, когда я поднял на него глаза.

– Понятно.

Отложив чтение, я достал из нижнего ящика стола футляр с инструментами и шкатулку, которую уже несколько недель держал наготове, с тех пор как Эйзенхарт пришел ко мне за помощью.

– Что это? – напрягся Виктор при виде ампул с прозрачной жидкостью.

– Морфий.

– Как полицейский, я должен узнать, откуда он у вас.

– Как полицейский, вы должны пойти к настоящему врачу, а не ко мне, – заметил я. – Убрать?

Вопрос вышел несколько издевательским: я представлял, каково сейчас Эйзенхарту. Много времени на размышления ему не потребовалось.

– Не надо.

Моральные терзания по поводу нарушения закона никогда не были его сильной стороной. Тем более сейчас. В качестве компенсации за бестактность я достал из портмоне аптечный рецепт.

– Как видите, все законно.

– Отделение военной психиатрии? – прочел он надпись на штампе.

– Травмы способны вызвать дестабилизацию дара.

Мне вспомнилась ядовитая земля, окружавшая руины поместья. Голая, словно выжженная почва на месте вересковых пустошей. Черные остовы дубов.

А еще – пустая палата, в которой я очнулся после взрыва.

– И морфий помогает?

– Многие наркотические вещества подавляют дар.

Морфий. Опиум. Кокаин. Даже алкоголь после определенного количества. Оно и к лучшему: нет человека опаснее, чем тот, что не контролирует себя.

– Никогда бы не подумал. Вы не похожи на морфиниста, – пояснил кузен последнюю фразу.

– Я не принимаю. Нет необходимости.

Виктор покосился на меня.

– Ваше министерство считает иначе, раз постоянно обновляет рецепт. Почему такая дозировка? Даже моих скудных познаний в медицине хватает, чтобы понять, что она слишком высока.

– Вы никогда не перестаете задавать вопросы? – заинтересовался я. – Это профессиональное или личная черта?

Впервые за этот месяц я увидел на его лице слабую улыбку. Поднявшись из-за стола, я подошел к книжному шкафу и достал старый справочник. Раскрыл на главе о змеях и положил перед Виктором.

– Это еще зачем?

– Здесь описываются характерные физиологические различия, свойственные людям с определенным даром. Надеюсь, это отвлечет вас от следующих вопросов. Давайте руку. Другую, этой займемся позже, – я закатал рукав его рубашки и достал жгут. – Умеете делать внутривенные уколы?

– Как-то не приходилось.

– Значит, будете звать меня. Номера телефонов у вас есть. Звоните, когда потребуется…

Эйзенхарт кивнул, не отрываясь от книги.

– Вы меня слышите?

– Тут написано: частичная либо полная невосприимчивость к наркотическим веществам, включая кофеин, этанол, никотин, ареку и кат, а также к ядам растительного и змеиного происхождения. Получается, вас и отравить нельзя?

Как отравить человека, который и сам – отрава?

– Можете попробовать, – предложил я.

– Спасибо, откажусь. Матушка не простит, – Эйзенхарт поморщился, когда игла прошла сквозь кожу. – Чего еще я о вас не знаю, док? Я успел заметить, что вы не самый разговорчивый человек. Но, когда дело касается вас, становитесь и вовсе потрясающим молчуном.