По ту сторону жизни - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 116

Способна. И еще умею не злиться по пустякам, тем более было бы на кого злиться… Мортимер мертв, а информация мне нужна как воздух… воздух в комнате пахнет нехорошо. Кажется, мои игры с тьмой несколько ускорили процесс разложения. Потерплю.

Итак, он нашел сестрицу. И помог выбраться из дома… а потом передал в заботливые руки отца и сам поучаствовал в жертвоприношении, высосав освободившуюся энергию. Именно после него, одурманенный заемной силой, Мортимер и поинтересовался чужими деньгами. Тогда же и узнал, что сам он проклят.

Чем?

А той самой божественной кровью, которую следовало вернуть. Каким образом силу возвращали, Мортимер видел. И что его ждет, знал. На алтарь ему не хотелось, ко всему, он почувствовал себя обманутым… нет, он не собирался убивать этого ублюдка. Не сразу.

Так получилось… драка, угол столика… хрупкие кости. И тело, которое следовало бы спрятать. Мортимер спрятал. И оказался в непростой ситуации. Нет, он не боялся мести — тхуга не знали друг друга в лицо, а потому их жрец просто-напросто исчезнет… а вот остаться без круга… и денег.

И да, именно тогда ему пришла в голову удивительно простая и в то же время гениальная мысль: создать свой закрытый клуб. Для избранных.

Это было не так просто, но и не так уж сложно, как представлялось. Он многих знал… город маленький, а пороки друг друга хорошо известны. И ничего не стоило пересечься, завести разговор о том, что развлечения ныне скудны, жизнь скучна и не хватает ей остроты… Затеять встречу. И подстегнуть неизбежное. У того урода, который поманил Мортимера призраком денег, имелись крайне полезные зелья… щепоть порошка в вино, и вот уже люди веселятся, не думая о том, что делают. И надо лишь подтолкнуть веселье в нужном направлении.

А там… Кровь — хорошие узы. И страх уходит, особенно если нашептать, что ничего-то особенного не произошло. Кто будет искать старую шлюху? Или молодую? Тем более если ее в Империи-то не существует… шаг и еще шаг… за ручку вести, внушить правильные мысли, что они, пусть и нарушают закон, но приносят пользу, одну лишь пользу…

Он смеялся, там, за краем мира. Он веселился, вспоминая, как это было. Он придумал маски и обряды, он… добился своего.

Ему платили. За молчание. И удовольствие, в котором мало кто мог себе признаться. За то, чтобы он устраивал эти встречи и позволял выпустить демонов души. За то, что подавал вино…

Почему прекратил? Все хорошо в меру.

Инквизиции стало много, некроманты опять же, для которых чужая смерть, что для собаки запах падали. Он не глуп. Он прекрасно понимал, что рано или поздно, но до него доберутся. И пусть эти щенки, вообразившие себя самыми умными, веселятся, а он… он отступит в сторонку.

Немного зелья. Правильные слова. И вот уже никто и не вспомнит, с чего все началось… да и с самого начала он был похвально осторожен. Хорошее было время… славное… жаль, что продлилось недолго.

Сейчас?

Нет, это не он… Не он…

Тьма колыхалась. Пузырилась. И тонкая преграда, разделяющая миры, грозила лопнуть. Она надувалась пузырями и опадала, а я слышала тягостный вой псов. У нее, стоящей на страже, имеются верные слуги. И не хотела бы я, чтобы они явились за мной.

Погоди. Я еще не все спросила. Мне надо знать…

— Ты убил меня? — этот вопрос повисает в тишине. И я ощущаю колебания… его тянет признаться, взять на себя чужую вину, но пузырь лопает и призрачный вой наполняет комнату. В нем столько безнадежности, живой тоски, что я падаю на пол, зажимая уши.

Я вижу их, полупрозрачные тени бродячих псов. Я ощущаю холод, исходящий от тел. Я даже, кажется, могу прикоснуться, провести по жесткой их шерсти, собирая иней безмирья. Но я боюсь шелохнуться, я забываю дышать, благо воздух мне не нужен. Я слушаю, как кричит Мортимер… и плачу. Слезы катятся градом и длится это целую вечность.

А потом псы уходят.

Только последний тычется носом в раскрытые мои ладони, словно выпрашивая ласку. Я не против. И чудовища нуждаются в нежности.

В той комнате много красного и золотого. Кажется, дядюшка испытывал неистребимую любовь к этому сочетанию. Обивка кресел цвета венозной крови. Гардины — артериальной. А вот ковер из алых и багряных полос сложен. Темно-бордовое покрывало на софе.

И белоснежное платье на нашей убийце. Ей идет. Простой прямой крой, и платье больше похоже на рубаху, перехваченную тонким пояском… дорогая простота. И я помню, что видела его в каталоге, но…

Дядюшка ее баловал.

— Как тебя зовут? — мой голос искажен и, кажется, заполняет всю эту душную комнатушку, в которой нечем дышать. И я иду к окну, распахиваю его рывком. Втягиваю сырой зимний воздух. Хорошо.

— Все в порядке? — Диттер подставляет плечо. Своевременно. Я скажу ему спасибо. Потом. Позже. А пока… я просто постою, отогреваясь его теплом, наслаждаясь зимой и запахом ее. Из окна тянет дымами. Мокрым камнем. Гниющим деревом. Сдобой.

— Как ее зовут? — повторяю я вопрос.

Почему-то это кажется невероятно важным.

— Гертруда.

Хорошее имя… Гер-тру-да… Волосы она собрала, перетянула лентой. Простенькая прическа, но опять же слишком идет ей, чтобы поверить в случайность.

Круглое детское личико. Губки бантиком. Бровки светленькие. В тусклых глазах озера слез, только почему-то я больше не верю…

— Откуда в спальне нож?

Этот вопрос занимает лишь меня. И Гертруда вздрагивает, а слезы-таки проливаются, катятся по пухлым щечкам потоками. И Вильгельм хмурится. Неужели и его проняло? Наверное, простуда виновата… он ведь дознаватель, он должен понять, насколько несуразна эта история…

— Он… он читал письма… и иногда… потом… — она протягивает руки, демонстрируя вязь шрамов. — Ему нравилось… неглубоко… он сам лечил… порошками… но кровь — нравилась. Я просто… я поняла, что не могу больше.

Или не хочет.

Лепет этот меня раздражает. Но Аарона Марковича я все-таки попрошу о помощи.

— Кто к нему заходил?

— Кто? — она эхом повторяет мой вопрос. А Вильгельм хмурится лишь сильнее. Диттер же крепче сжимает меня, а я не против, я не буду вырываться. И даже голову на плечо пристрою, пусть это трижды неуместно, зато мне хорошо. А остальные — в бездну.

— Я и спрашиваю кто? — я поморщилась.

Я принесла с собой не только холод иномирья, но и отчетливый запах разложения. Этак к вечеру от тела вовсе ничего не останется.

— Н-не знаю…

— А что знаешь?

— Ничего не знаю, — в тусклых глазах плеснул гнев. И исчез.

— Я… виновата… но он… он… — и вновь слезы потекли.

Он был форменным ублюдком, дорогой мой дядюшка, и этого не отнять. И скучать я по нему не стану, что совершенно точно. Однако… уж больно удачно он преставился. А с другой стороны, до чего удобная фигура на роль злодея. И если я права…