Золото Хравна - читать онлайн книгу. Автор: Мария Пастернак cтр.№ 108

Он поцеловал невесту, не обращая внимания на любопытные взоры дружинников Хокона, которые одобрительно наблюдали за их прощанием, и поднялся в седло.

День обещал быть таким же морозным, как накануне. Казалось, само небо подернулось хрупкой ледяной пленкой, и солнце с трудом выползло из-за гор. Напротив него на бледном небосводе с самого утра уже просовывал свои тонкие рожки сквозь облака новорожденный месяц. Хокон, заметив его, достал из складки пояса серебряную монетку и поднял вверх — показать небесному младенцу, чтобы тот помог ему разбогатеть ^[179].

Они двинулись к Фискеверу, но по дороге Хокон решил навестить усадьбу Стюрмировых родичей. Отряд въехал на двор Торфинна, сына Тьёрви. Жители усадьбы — мрачные мужи и хмурые женщины — вышли посмотреть, кто это к ним пожаловал. Хокон объяснил, что ему нужно. Бонд Торфинн, сын Тьёрви, — коренастый и крепкий, со светлой бородкою, — отвечал неохотно, сквозь зубы:

— Я не особо почитаю своего родича Стюрмира с Каменистого Склона. Можешь осмотреть мой дом, Хокон, раз так велит тебе твой долг. Но не пользуйся тем, что я не хочу ссоры накануне праздника, — смотри скорее и уходи прочь.

— Если ты полагаешь, что мне интересно, как ты тут живешь в своей усадьбе, то ты ошибаешься, сын Тьёрви, — отвечал Хокон. — У меня свои дела, у тебя свои. Осмотрю всё и уйду, можешь быть уверен.

Торлейва, Никуласа и еще двух своих людей Хокон оставил на дворе. Они сошли с коней, и какая-то женщина даже предложила им выпить пива, однако Никулас вежливо отказался за всех.

Обыск усадьбы много времени не занял. Вскоре хёвдинг Хокон вышел с черного хода и вернулся на двор, сказав:

— Прими мои извинения, Торфинн, сын Тьёрви.

— Так тому и быть, — отвечал тот.

Однако когда они отъехали от усадьбы, Хокон покачал головою:

— Кто знает, что там на уме у этого Торфинна, сына Тьёрви? В любой усадьбе полно таких мест, где можно спрятать человека, а то и нескольких, и поди их сыщи.

— Мне показалось, что он правдив, — возразил Никулас.

— Может, и так, — пожал плечами Хокон. — Но народ у нас скрытный, каждый себе на уме.

К полудню они подъехали к Фискеверу. Берег здесь спускался низко, и холодные волны набегали на кромку льда, на серую гальку. Дома стояли темны и безмолвны, нетронутый снег лежал между ними, лишь чайки мелькали над белыми крышами.

Всадники проехали вдоль домов; двери были забиты крест-накрест толстыми досками — однако дверь крайнего дома была чуть приоткрыта. Никулас указал на это Хокону. Тот сделал знак своим людям, и они вмиг окружили дом.

— Не думаю, что там кто-то есть, — пробурчал Хокон в бороду. — И все же осторожность не повредит.

Хокон спешился. Обнажив меч, он вошел внутрь и вскоре вновь показался на крыльце.

— Можете зайти и посмотреть, — сказал он. — Они были здесь вчера и, похоже, бежали в спешке. Здесь какие-то вещи — может, узнаете что из них? Говорят, Стюрмир очень богат и прячет где-то кучу денег. Возможно, на Вороновом мысе скоро будут искать не только золото Хравна, но и сокровища Стюрмира.

В доме было холодно, но запах дыма еще держался: видимо, топили не так давно. Потолки были низкими, земляной пол в горнице покрывали овечьи шкуры. На длинном дощатом столе стояли несколько кружек с оледеневшими остатками пива, в деревянной миске вмерзла в кашу костяная ложка с ручкой в виде петушиной головы.

У противоположной стены стоял большой плетеный ларь. Хокон ногой откинул крышку — под нею блеснул серебряным шитьем новый ярко-синий плащ.

— Небось Грош себе пошил, — хмыкнул Хокон. — Богатая вещь, дорогая… А это что, меч? Взгляни, Никулас, не знаком ли он тебе?

Хокон извлек из потертых ножен клинок, блеснувший матовой гладью двойного дола. Кто хоть раз видел его, тот не забудет! Торлейву показалось, что Задира шевельнулся в ножнах и толкнул его в колено, узнав старого приятеля.

— Это Надежда Путника, — сказал Торлейв. — Меч Стурлы Купца.

— Что ж, порадуем Стурлу! Знатный у него меч! Надежда Путника, говоришь… Хорошо, что Надежда возвращается к своему хозяину. И воин без меча одинок, а меч без воина — что собака без господина: в вечной тоске по хозяйской руке. Ну, а нам пора следовать дальше. Проверим башни в лесу.

Однако они не успели отъехать далеко от рыбачьего поселка. На изгибе дороги из-за леса показались трое всадников; один из них сделал Хокону знак остановиться. Хокон придержал серого мерина, и весь отряд встал в ожидании.

— Кто это? — шепнул Никулас Торлейву.

— Кажется, Эйольв Двухбородый.

Эйольв и его спутники приблизились к отряду Хокона.

— Приветствую тебя, Эйольв, сын Свейна, — сказал Хокон.

— И тебе привет, хёвдинг Хокон, сын Кодрана, — хмуро отвечал Эйольв. — Слыхал я от Торфинна, сына Тьёрви, что ты идешь к Фискеверу искать там нашего родича Стюрмира, сына Борда.

— Верно сказал Торфинн, сын Тьёрви.

Эйольв Двухбородый помолчал и продолжил, с неприязнью глядя в прищуренные глаза Хокона:

— Утром пришел ко мне мальчик из усадьбы Халльдора Смолы, сын одного из работников. Халльдор просил передать мне, что родич наш, Стюрмир Грош, сын Борда, гостит у него в усадьбе, и требуется мое содействие в том, чтобы как можно быстрее переправить Стюрмира в Далекарлию ^[180].

— Вот как, — задумчиво проговорил Хокон. Он внимательно смотрел в лицо Двухбородого.

— Говорю я тебе о том, хёвдинг Хокон, не потому, что желаю выслужиться перед тобою. Но на то есть у меня свои причины.

— Не знаю, Эйольв, сын Свейна, — спокойно отвечал Хокон. — Я человек Гюрда Управителя, и вместе с ним служим мы государю. Долг свой не нарушал я никогда. Но не уверен, что держался бы столь же неуклонно, коли речь зашла бы о моем родиче.

— Стюрмир, сын Борда, как бельмо на глазу у всех вот уж второй десяток лет! Он порочит наш род, ввязывая то одного, то другого в свои темные дела. А ведь предки наши владели чуть не половиною всех здешних земель.

— Пусть так, — согласился Хокон, поворачивая коня. — Но почему же не хочешь ты помочь ему уйти в Швецию? Вы все, его родичи, избавились бы от него, и кровь его не легла бы на вас.

— Кровь его будет лежать только на мне, — мрачно покачал головою старик. — Стюрмир должен заплатить за все, что сделал. Если бы взбесился мой пес, как бы ни был он мне дорог, я немедля прикончил бы его. Так же предаю тебе Стюрмира, как предал бы бешеного пса, ибо другого выхода не вижу.

Хокон пожал плечами.