Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 126

– Господь Вечный, помоги мне в делах моих, – начал вечерню Яков де Монтей звучным, раскатистым голосом. Монахи крестились в молчании, а потом по всему монастырю разошлись их покашливание и шепот:

– Господи, поспеши ко спасению моему.

Ветер с моря завыл громче, до Вийона донесся шум гигантских волн, разбивающихся о скалы в сотне футов внизу под обрывом скалы, на вершине которой стоял монастырь.

– Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Ныне и присно, и во веки веков…

Море становилось все более грозным, словно любая фраза, произнесенная бенедиктинцами, сильнее злила дьявола, скрытого в морских волнах.

– Аминь.

Что-то заскрипело, затрещало под фундаментом церкви. Порыв влажного морского ветра прошелестел по просторному нефу, в котором некогда, во времена славы аббатства, могли поместиться сотни монахов и их слуг. Нынче же было их едва ли две дюжины – жалкие остатки огромной толпы бенедиктинцев, обитавших в скриптории, складах, библиотеке, дормитории и рефектории Мон-Сен-Морис.

Аббат начал гимн.

И тогда раздался треск. Глухой гром ударил в уши, разнесся эхом по огромному нефу. Вийон увидел, как рушатся стены северного трансепта, как по огромным стенам здания идут трещины и щели, а стеклянные витражи превращаются в дождь разноцветных осколков. Ненасытное море снова отхватило кусок аббатства. Среди монахов раздались ропот и крики.

– На стены, братья! – крикнул аббат.

– Ad libros! Ad libros, ^[192] агнцы! – гремел библиотекарь.

Бенедиктинцы кинулись к дверям, ведущим в северный трансепт, помчались по склону горы, чтобы подпереть падающие стены жердями. Кто-то кричал о растворе, другой – о подпорных камнях, и за считаные мгновения церковь опустела… Почти опустела, так как Вийон, укрытый в тени мощной колонны, даже не пошевелился. Осторожно вышел из укрытия и осмотрелся. Глядел на вереницу барельефов, представляющих архангелов, кланялся фигурам святых. Шел и осматривался, стараясь ничего не пропустить.

Пока наконец не добрался до хоров. Слева был обрыв скалы, остатки стен трансепта, треснувшие, кривые, повисшие над пропастью, над бьющимися внизу волнами. Справа виднелось длинное крыло здания, освещенное солнцем, которое все сильнее уходило к синей бездне моря, покрытого белыми барашками волн.

Вийон повернул туда, куда вели его солнечные лучи. Миновал надгробия основателей монастыря – Жане де Петервиля и его супруги. Прошел мимо каменных стел на могилах аббатов, монахов и приоров, ища место упокоения предыдущего аббата, который приказал похоронить себя как можно дальше от морской стихии, о чем Вийон узнал в разговоре с Яковом де Монтеем.

Бенедикт Гиссо!

Это имя и фамилия привлекли его взгляд, словно толстый кошель, висящий на поясе глупца, погруженного в пьяную дрему в городской канаве.

Надгробье предыдущего аббата было скромным, грубо вытесанным из песчаника, украшенным выступами по углам, как на могилах первых христиан. Стенки его покрывали инскрипции и надписи, глубоко вырезанные в мягком камне.

Вийон присел и задумался, почему аббат так сильно опасался морской воды, что приказал похоронить себя подальше от моря? Все же в годы его правления море не сделалось еще дикой яростной бездной, не уничтожало аббатство, а волны, пенистые, словно фламандское пиво, спокойно бились о камни ниже монастыря. Поэт очень хорошо помнил, как Яков де Монтей сказал, что все несчастья начались только после смерти старого аббата. Выходит, Гиссо был с этим как-то связан?

Он проводил пальцами по инскрипциям – обычным пожеланиям всего хорошего умершему от старости аббату. И вдруг замер. Надпись, вырезанная почти у основания плиты, гласила:

«Boni Faustini Memoriae». ^[193]

Вийон улыбнулся широко и так лучезарно, что могло показаться: еще миг – и южное крыло трансепта осияет свет столь яркий, будто сошел туда архангел с пылающим мечом.

– Значит, ты все же существовал, Фаустин… – прошептал Вийон. – Я тебя нашел!

– Закончил ли ты, брат? – нетерпеливо спросил Яков де Монтей. – Еще два-три дня, и будешь писать на дне моря, потому что скрипторий провалится в бездну.

– Я трудился в поте лица своего, – сказал брат Франсуа, покорно склоняя чело пред Яковом де Монтеем. – Но прежде чем я двинусь назад в Нант отвезти его преосвященству епископу списки ваших монахов, хотел бы задать вам еще один вопрос.

– Всякий вопрошающий находит ответ, – проворчал аббат. – Потому спрашивай, брат, и не ошибешься, поскольку ответ будет тебе дан.

– Все ли монахи, что славили Господа в этих стенах, были записаны в монастырские кодексы и свитки умерших? Это очень важно, поскольку, как я уже вспоминал, Его Преосвященство не хочет обойти в своих молитвах ни одного из орденских братьев. А ошибка в поминовении может привести к тому, что его молитвы не будут иметь для вашего монастыря никаких последствий.

Аббат нахмурился. Вийон украдкой присматривался к его лицу, выискивая признаки гнева или беспокойства. Но ничего такого не приметил. Аббат был всего лишь бледным и уставшим.

– И отчего же кого-то из них может тут не хватать? – спросил он. – Тут должны быть все наши братья. Если перед смертью они не ушли из монастыря или не перебрались в другой.

– Тогда почему, преподобный, – Вийон рискнул задать очередной вопрос, – нет среди них некоего Фаустина? Его имя вырезано на надгробии преподобного аббата Гиссо. «Доброму Фаустину», – написал неизвестный каменщик, что позволяет думать, что старый аббат питал к оному монаху большое доверие…

– Фаустин? – ни один мускул не дрогнул на лице аббата. – Я не слышал ни о каком Фаустине. Поэтому не знаю ничего, что может быть тебе полезным. Но, если помнишь, я тут недавно и не знаю, что происходило в годы правления моего предшественника. Может, этот таинственный Фаустин, о котором ты спрашиваешь, оказался черной овцой в нашей отаре, недостойной упоминания после смерти?

– Но разве не удивляет вас, – Вийон теперь рисковал куда больше, чем во время азартной игры в карты, – что некто столь дорогой вашему предшественнику, что имя его оказалось на надгробии оного, был совершенно обойден памятью в книгах вашего аббатства? А если это как-то связано с несчастьем, которое свалилось на вас, словно глас трубы Судного дня?

– Если оный Фаустин и правда умер в нашем аббатстве, тогда он похоронен в нашей крипте. В церкви нет оссуария, потому что тела в здешних скалах разлагаются медленно. Монахов складывают в гробы с таблицами, на которых выписаны их имена в ордене и место в монастыре. Тела их ты найдешь в проходе под хорами и в часовне, куда ведет второй коридор.

– Я могу проверить, нет ли среди них Фаустина? Ваше преподобие дает на это согласие?