Зевс действительно возлагал на Энея и его путешествие большие надежды. Он специально собрал у себя богов и всё утро обсуждал с ними незначительные вопросы, чтобы они не могли заметить отплытие троянского флота.
Когда в собрание вошла Афродита, громовержец встретил её вопросительным взглядом. Богиня любви коротко кивнула, подтверждая, что всё прошло удачно, и величественно водрузилась на свой трон.
Облака на небе рассеялись, Зевс облегчённо вздохнул и сказал, обращаясь к присутствовавшим:
— Так вот, мальчики и девочки, хочу вам сказать, что отличились вы в этой войне… Мы отличились — я с себя ответственности тоже не снимаю.
Он взглянул на гордую, полную достоинства красавицу Афродиту, перевёл взгляд на съёжившуюся, всё ещё заплаканную Афину. Та в последнее время ни с кем не разговаривала и почти не выходила из дома. События последнего дня Троянской войны подорвали её веру в людей, а боги, которые не верят в людей — несчастные, жалкие существа. Её временный тактический союз с Герой распался сразу после окончания войны — Афине казалось, что мстительная жена Зевса виновата в ужасах гибели Трои.
Геру это не очень огорчало: она всегда недолюбливала свою суетливую падчерицу, рождённую из головы Зевса без её участия. Вечно мрачная царица богов сегодня, казалось, была мрачнее обычного. Война закончилась, Троя была разрушена, произошло всё, чего она добивалась, но радости Гера не чувствовала. Цель была достигнута, и в душе Геры осталась одна лишь пустота, не заполненная никакими новыми стремлениями. Ей уже и самой начинало казаться, что она не способна ни на что, кроме мести, и, только найдя себе новый предмет ненависти, сможет обрести душевное равновесие.
Зевс вздохнул и показал всем внушительно толстый свиток.
— Гермес последнюю неделю ходил по рынкам и записывал, что там о нас говорят. Вот результат. Зачитывать вслух не буду — тут дамы, но желающие могут ознакомиться. От себя скажу: читал с отвращением. Но больше всего в этих мерзких анекдотах меня поразили не те гадости, которые про нас говорят, а то, откуда они всё это знают. Право же, мы о смертных столько не знаем, сколько они о нас. Мне уже начинает казаться, что это не мы их создали, а они нас придумали. Но раньше они верили, любили, почитали нас, а теперь, после Троянской войны, от этого ничего не осталось.
— Любовь, вера! — передразнил брата Посейдон. — Нам со смертными под венец не идти. Пусть жертвы приносят, а без их веры и любви уж как-нибудь проживём.
— Ты, братец, запах чувствуешь? — спросил его Зевс. — Это на днях кто-то принёс нам в жертву тухлые яйца. Вонь, кажется, до сих пор не выветрилась. Часто в последнее время селяне стали устраивать облавы на сатиров — до нас-то им пока ещё не добраться. Так вы знаете, что сатиры выдумали, чтоб их не били? Говорят, что они не боги, а бесы, с нами они-де ничего общего не имеют и вообще нам чуть ли не враги. И как вам это нравится? Уже сатиры родства с нами стыдятся! Дожили! Так что если кто нам по привычке ещё приносит жертвы, то, думаю, долго это продолжаться не будет. Нам остаётся радоваться, что нас пока ещё не бьют, а только поносят. К сожалению, я не вижу других возможностей исправить это положение, кроме как полностью сменив население ойкумены. Начата разработка плана под кодовым названием «Народы моря»… Ты что-то хочешь сказать, дорогая? Ты забыла, как сама разрешила мне разрушать твои любимые города в Элладе? Наши египетские коллеги предупреждены, так что, надеюсь, Египет выстоит, а всей этой Микенской цивилизации, которая сейчас разрушила Трою и сама еле жива после этого осталась, положим конец. Надоели уже эти нечестивые клоуны с их медными побрякушками. На смену им придут могучие и суровые воины со стальными мускулами и железными мечами. В Спарту придут потомки Геракла, а потомки Менелая будут у них вместо домашних животных.
— Так вот для чего всё это затевалось! — горько рассмеялась Гера. — Только для того, чтобы отдать Элладу потомкам Геракла!
— Дорогая, — спокойно возразил ей Зевс, — ты прекрасно знаешь, что затеял эту войну не я. А для чего её затевала ты — тебе лучше знать. В любом случае хватит с нас этого бронзового века и этих героев. Чтобы нам опять не срамиться, после смены населения запрещаю всем вам соваться в дела смертных. Никаких посиделок и шашней! Никаких богов на полях сражений! Никто больше никому не помогает — они и без нас разберутся. Жертвы принимаем, уклончиво отвечаем на вопросы, но ни во что не суёмся. И никаких больше полубогов и героев! Конец героическому веку! Вам со смертными якшаться запрещаю и сам не буду.
«Кроныч не будет ходить по бабам! Такого анекдота мне ещё не рассказывали», — подумал Гермес.
«А вот увидишь, не буду», — подумал Зевс.
На самом деле общение громовержца со смертными женщинами не имело ничего общего с похотью или другими низменными чувствами, абсолютно не свойственными божественной природе Зевса. Для него каждый такой роман был творческим актом, шедевром великого художника. Он не блудил, а создавал новых, более совершенных людей. Как мастер, сызнова берущийся за очередное творение, он каждый раз принимал новый образ, продумывал всё до мелочей, давая обильный материал не только для сочинителей анекдотов — серая масса никогда не способна понять творца, а для художников, поэтов, скульпторов. Ему нелегко было отказываться от этого. Остался незавершённым его самый лучший проект: он мечтал явиться к девушке в образе голубя и предвидел, что после этого наконец появится на свет его самый лучший и любимый сын, который заменит ему всех олимпийских дармоедов. Но подходящей девушки всё равно не было. Замысел приходилось откладывать на долгие века.
— В общем, — вслух продолжил он, — поживёт Эллада пару-другую столетий в каменном веке, а там уж они забудут все эти мерзости, — Зевс кивнул на толстый свиток, — станут нас почитать и снова сделаются великой цивилизацией. Лет на тысячу их ещё хватит. А вообще я всем рекомендую уже сейчас начинать учить латынь. Это язык будущего. Эй, Меркурий!
— Чего, Сатурныч? — отозвался Гермес.
— Как по-латыни будет «Карфаген должен быть разрушен»?
— «Картаго деленда эст» или что-то в этом роде. Извини, Кроныч, очень сложная грамматика — всё время путаюсь.
— Молодец, Меркурий! Дорогая, что ты так побледнела? Мы же договорились с тобой насчёт Карфагена. Да не волнуйся ты, это не скоро будет. Постоит ещё твой Карфаген сколько-то веков.
— Посмотрим, — проворчала Гера. В её потухшем взгляде вдруг вновь вспыхнула искорка. — Я, пожалуй, подожду пока учить латынь. Может, и не пригодится.
Гера, Зевс и Афродита обменялись быстрыми взглядами, смысл которых для всех, кроме них троих, остался неясен.
— Ну ладно, — сказал Зевс, переходя к следующему пункту повестки дня, — о будущем мы поговорили, пора вернуться к современности. Греки, по нашему общему мнению, в последнее время позволили себе много недостойного. Сейчас, когда они на пути домой…
— И жертв не принесли! — потрясая трезубцем, возопил Посейдон. — Богохульники! Нечестивцы! Святотатцы! Как на войну идти, так гекатомбы приносили, а теперь, как война закончилась, мы им, значит, не нужны стали? Для чего, спрашивается, я им помогал… мы все помогали?! Пусть ответят за это!