А потом схватил ее за руку и рванул в ближайшую повозку. И случилось. Это не было любовью, это не было ни страстью, ни похотью. В этом вообще не было ничего человеческого. Наверное, так насилует женщину в захваченном штурмом городе победивший солдат — стремясь не получить удовольствие, а перелить в женское тело переполняющие душу ярость и животный страх. Изнасилование — это про людей, а мы не были людьми. Нам неведом был стыд, нам было плевать, что нас слышат, что еще не убраны трупы убитых — нам на все было наплевать. Мы просто делали то, что хотели, здесь и сейчас.
И когда все кончилось, мы, выйдя из кибитки в пропитанных кровью и потом одеждах, не прятали взгляды — их отводили все остальные.
Как оказалось, охране удалось убить восьмерых бандитов. Еще на земле осталось двое раненых, один из них — атаман. Остальные ушли. Кто-то из них наверняка тоже ранен, но преследовать нельзя. Главное — безопасность каравана. Наши потери — один убитый и один раненый. Спасло то, что банда состояла из вчерашних крестьян, не научившихся даже толком держать оружие. Они рассчитывали на предателей, внезапность и численное преимущество, а столкнувшись с профессиональной обороной, бежали, бросив раненного командира.
До Амьена километров двадцать, но населенные пригороды гораздо ближе, надо спешить. Только вначале оказать помощь раненым — промыть раны вином, ленты ткани, как заменитель бинтов, с собой — раны закрыть, наложить жгуты, обязательно запомнить время — ибо жгут нельзя держать более двух часов. Что в наших силах — сделали, остальное в руках Божьих и лекарей, если успеем довезти.
А тех четверых, что в охранение ушли, мы больше не видели. То ли они сбежали, то ли их свои убили, а то ли сами в разбойники подались. Не знаю, да и знать не хочу.
Но вот атамана допросили. Мужик не хотел на дыбу и на кол, потому пел соловьем. Правда, недолго — только и успел о Куэроне и его сообщниках рассказать, да и помер. Так что полиции Амьена в качестве языка достался только один живой бандит, но много ли от него толку? Свою банду он сдаст, но кто сказал, что она в этих краях единственная? Не могли же три десятка немытых обормотов целому графству дорогу перерезать. Не по силам им это. Нет, думаю здесь работы — край непочатый. Зато местным не скучно — агентурой в деревнях обрастай, связь налаживай, тактику егерских подразделений осваивай. Расти, в профессиональном отношении.
А мы дальше, на Булонь. Только в Амьене на пару дней задержались — ой не зря, чувствую, Фурнье спешил. Был, был у него здесь отдельный интерес. Но это уже точно не наше дело. А наше дело — без приключений добраться до Булони и вернуться в стольный град Париж. А как это сделать с половиной охранного отряда? Да просто — нанять в Амьене недостающих бойцов. Ну да здесь уже купеческая гильдия постаралась — дали нам людей проверенных. И командира подобрали с репутацией, умелого. Так что я сразу понял — халява кончилась, началась служба. Ну и правильно — для того в охранники и пошел.
В результате, дорога до Булони и назад пролетела как один день. Об отдыхе не было и речи, даже пока разгружались — грузились в порту, а забрали мы заморские пряности да кленовый сахар, командир нас гонял в хвост и гриву — отражение нападения пехоты, отражение нападения кавалерии, действия в рукопашной, подстраховка и взаимозаменяемость. Я раньше об этих вещах только на лекциях слышал, в теме о защите обозов от нападения диверсантов. Да и то мельком — нас больше готовили на другой стороне играть — захватывать эти самые обозы.
За все это время с Мартой словом не удалось перекинуться. И она меня явно избегала — все-таки то, что между нами произошло… ну не по-человечески это. А я ведь у нее первый был — представляете?! Я всегда знал, что мужицкая болтовня о бабах слова доброго не стоит. Но чтобы настолько! Девчонка через такое прошла, себя для мужа хранила, а споткнулась об меня. Мачо, блин, самому противно. И как к ней теперь подойти — не знаю. Жениться-то я на ней никак не смогу, а извиняться или прощения просить — это уже просто ни в какие ворота не лезет. Даст в морду и будет права.
Так что вернулся я в Амьен вооруженным новыми знаниями, вымотанным до предела и злым на себя и на весь белый свет. Зато за всю дорогу ни одного инцидента с бандитами, что здорово. Я не восторженный пацан, меня кровавые драки не влекут.
В Амьене отдыхали три дня. Наконец появилось свободное время, и я смог осмотреть город.
А посмотреть действительно было на что. Прежде всего, огромный храм — поистине великолепное строение.
Представьте, путник долго ехал по пыльной дороге, через опостылевшие леса, поля, убогие деревни. Он устал, окружающий пейзаж не просто надоел, а опротивел. И вдруг вдали, над кронами перелесков человек видит взметнувшийся к небу шпиль. Долгожданный конец путешествия и красота храма сливаются и дарят ту самую радость, которой так не хватает в этом жестоком мире.
Потом, по мере приближения к городу, путешественник видит грязь и нищету окраин, типичные для этого времени. Он проезжает мимо покосившихся хибар, около которых никто даже не пытается убирать мусор и нечистоты, кварталов, приютивших воров и грабителей, нищих и проституток — всю грязь этого города. Но чем ближе к храму, тем меньше становится мерзости и в конце пути лежат чистые улицы, вдоль которых стоят красивые дома. И огромная центральная площадь, по которой ходят нарядно одетые люди. И в центре — величественный храм, красоту отделки которого невозможно описать словами.
Но самое главное поджидает путешественника внутри. Пространство взрывается, ошеломляя высотой сводов, светом, льющимся через расцвеченные витражами окна, ярким даже в пасмурную погоду. И прямо перед ним — огромная икона Спасителя, от которой невозможно отвести взгляда. Что это — просчитанная умелым архитектором реакция среднестатистического прихожанина? Возможно, но Боже, как же это прекрасно!
Два дня я просто ходил по Амьену. Дитя двадцатого века, меня поражали не размеры построек, а то, с каким упорством люди при любых обстоятельствах стремились к красоте. Даже небогатые дома окраины, если не брать во внимание откровенное дно, были украшены цветочными кашпо, стоящими на подоконниках и висящими на окнах. А уж те, что побогаче, буквально соревновались в оригинальности и красочности отделки. Иногда в ущерб вкусу, но никогда в ущерб хорошему настроению.
А вот на третий день Фурнье передал мне и Марте приглашение на ужин от главы купеческой гильдии графства Амьен господина Ренарда.
Надо сказать, что в Галлии приглашение на ужин к дворянину означало приглашение на торжественное мероприятие, обычно с музыкой и танцами.
А у простых людей, в том числе купцов, приглашенного ждала неспешная беседа в спокойной домашней обстановке, с бутылочкой-другой лучшего вина, которое может себе позволить хозяин.
Но пришлось и нам с Мартой потратиться, поскольку у нас с собой были только те вещи, которые необходимы в пути. Не пойдешь же в богатый дом в потертой кожаной куртке, таких же штанах и шляпе, в которую намертво въелась пыль всех пройденных дорог. А Марте и вовсе беда — в ее платьях удобно стрелять, шпагой орудовать. Но в гости? Да к уважаемым людям?!