Значит, так тому и быть.
На центральном стеллаже лежало самое большое Элдунари, а вокруг него – другие, поменьше. В стенах круглого зала было прорезано множество узких окон. Эльфы вставили в них пластины хрусталя, и солнечный свет преломлялся, рассыпаясь на мириады радужных искр. В любое время суток северную комнату пронизывали яркие разноцветные лучи, как падавшие из окон, так и испускаемые самими Элдунари.
Эльфы и гномы прозвали эту комнату Залом Тысячи Красок, и Эрагон был склонен согласиться. Название вполне подходящее.
Он прошел в центр и опустился на колени перед сверкающим золотым самоцветом – сердцем сердец Глаэдра. Разум дракона соприкоснулся с его собственным, и перед Эрагоном распахнулась широкая гамма мыслей и ощущений. Как всегда, он был растроган до глубины души.
«Что тревожит тебя, Эрагон-финиарель?»
Эрагон, еще не успокоившийся, прикусил губу и выглянул в полупрозрачное хрустальное окно.
«Слишком много дел. Я не успеваю с ними справиться и из-за этого не могу заняться ничем другим. Я устал».
«Надо учиться сосредоточению, – ответил Глаэдр. – Тогда мелкие заботы не будут тревожить тебя».
«Знаю… И еще знаю, что на свете есть очень и очень многое, что мне неподвластно. – На губах Эрагона промелькнула короткая мрачная улыбка. – Но знать и делать – совсем разные вещи».
В их беседу вступил еще один разум, и Эрагон машинально бросил взгляд на белое сердце сердец. Умарот, самый старший из драконов, сказал:
«Тебе нужно отвлечься, чтобы ум твой отдохнул и восстановил силы».
«Этого-то я и хочу», – ответил Эрагон.
«Тогда, возможно, мы сумеем помочь, аргетлам. Помнишь, как мы с моими крылатыми товарищами наблюдали за всей Алагейзией из Склепа Душ?»
«Да», – отозвался Эрагон. Он уже догадался, куда клонит дракон.
Он не ошибся.
«Мы делали это, аргетлам, чтобы скоротать дни, а также для того, чтобы оставаться в русле событий и не быть захваченными врасплох при появлении нового врага».
К Умароту присоединились другие Элдунари. Они окружили сознание Эрагона морем рокочущих голосов. Как обычно, ему пришлось сильно напрячься, чтобы отстранить их и удержать в повиновении собственные мысли.
«Я почему-то не удивлен».
«Если хочешь, – предложил Глаэдр, – мы покажем тебе кое-что из того, что видели. Далекие события помогут тебе обрести новую точку зрения».
Эрагон задумался:
«Много ли это займет времени?»
«Столько, сколько нужно, птенец, – успокоил Умарот. – Беспокойство о времени – это как раз то, от чего тебе надо избавиться. Разве орел беспокоится о долготе дня? Разве тревожатся об этом медведь, олень, рыба в море? Нет. Вот и тебе не надо. Жуй, что можешь, а остальное оставь на завтра».
«Ладно, – ответил Эрагон и глубоко вздохнул, готовясь. – Покажите же это».
И драконьи разумы, неудержимые, как прилив, захлестнули его сознание. Они подхватили Эрагона, как волна, вынесли из его собственного тела, из Зала Тысячи Красок, далеко-далеко от заснеженной горы Арнгор, от его тревог и забот, навстречу таким знакомым и таким далеким землям Алагейзии…
Перед ним вспыхивали яркие картины, и в них Эрагон увидел и почувствовал гораздо больше, чем ожидал…
Глава II
Развилка
Пришла зима, в звездном небе над городом Кевнон кружились первые хлопья снега.
Эсси их не замечала. Она с топотом шагала по булыжному переулку позади дома Ярстедов, плотно стиснув губы и стараясь не заплакать. И с ненавистью вспоминала глупую, злую Хьордис – фальшивая улыбка, нарядные бантики, мелкие гадкие подначки. «Терпеть ее не могу!»
И еще – бедняга Карт. Эсси больно было думать о нем. Какой обиженный у него был вид, когда она толкнула его в корыто… Он даже не сказал ничего, как упал – так и остался сидеть, разинув рот, и глаза у него стали большие и круглые.
Рукав был еще мокрым там, куда плеснула грязная вода.
Эсси приближалась к верфи, и знакомый плеск воды в дощатом подбрюшье доков раздавался все громче. Она шла переулками, узкими дорожками, где редко появляются взрослые. Над головой, среди плюща, увившего стену, сидел нахохлившийся ворон. Он склонил голову набок, разинул клюв и горестно каркнул.
Эсси содрогнулась, словно от холода, и плотнее запахнула шаль. Этой ночью выла собака, свеча на полке, где оставляли молоко и хлеб для свартлингов, погасла, а теперь еще и каркает одинокий ворон. Плохие знаки. Неужели сегодня будут и другие несчастья? Столько ей уже не вынести…
Она проскользнула между вонючими, еще влажными прилавками на краю рыбного рынка и вышла на улицу. Впереди играла музыка, слышались разговоры, из окон «Сытного обеда» лился теплый мерцающий свет. Окна в таверне были хрустальные и поблескивали, как бриллианты, – их делали гномы по особому заказу. Всякий раз, глядя на окна, Эсси испытывала гордость, даже сейчас. Ни в одном доме на улице не было такой красоты.
Внутри, как всегда, было шумно и людно. Эсси, не обращая внимания на гостей, подошла к бару. Папа разливал пиво, мыл кружки, раскладывал по тарелкам копченую селедку. Он мимоходом взглянул на дочь. Та юркнула в дверцу возле конца барной стойки.
– Что-то ты припозднилась, – сказал он.
– Прости, пап. – Эсси взяла тарелку, положила на нее горбушку хлеба, ломтик твердого сардосского сыра, подсохшее яблоко с полки под баром. Она была еще слишком мала, чтобы прислуживать гостям, зато после закрытия поможет прибраться.
А еще позже, когда все лягут спать, она украдкой спустится в подвал, соберет все необходимое…
Она пошла с тарелкой к большому каменному очагу, рядом с которым расположился столик и два стула. Один был свободен, а на другом сидел кто-то рослый и темноглазый, с ровной бородкой, в длинном черном дорожном плаще. На колене гость держал тарелку и не торопясь ел мамину жареную баранину с репой, аккуратно насаживая кусочки на железную вилку, взятую здесь же, в таверне.
Эсси не обратила на него внимания. Подумаешь, всего лишь путник, один из тех, кто сотнями заглядывает в «Сытный обед».
Она плюхнулась на стул, отломила кусочек хлеба, воображая, что отрывает голову Хьордис… И принялась жадно есть, пальцами запихивая хлеб в рот, вгрызаясь в сыр и свирепо пережевывая – от этого почему-то становилось легче.
До сих пор хотелось плакать, и это сердило еще сильнее. Плакать – это для малышей. Для слабаков, которыми все командуют. Но не для нее!
Раздраженно хмыкнув, Эсси откусила яблоко, и черенок застрял в просвете между передними зубами.
– Ты чем-то расстроена, – мягко сказал человек напротив.
Эсси нахмурилась, выдернула черенок и швырнула его в огонь.
– Это Хьордис во всем виновата!