— Что это?! — воскликнула Вера Павловна слабым от испуга голосом. — Вы бандиты? Но я сейчас вызову милицию…
— Ага, а еще МЧС вызови, — посоветовал ей долговязый блондин и подтолкнул Веру Павловну к двери ванной.
Ванная у них была просторная, но когда туда втолкнули хозяев, а следом за ними втиснулись трое бандитов, там стало не повернуться и даже не вздохнуть.
Небритый громила включил воду, чтобы заглушить звуки, затем повернулся к Иннокентию и спросил его, сверля маленькими злобными глазками:
— Где она?
— Вы говорите про Ирину?
— Ага, — все трое бандитов переглянулись. — Про нее!
— Но я не знаю! — воскликнул Кеша, клятвенно сложив руки на груди. — Я правда не знаю! Я ее сам ищу!
— Шашлык, он и правда не знает, — проговорил брюнет и вдруг резко и сильно ударил Иннокентия в живот. Тот охнул и согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— Он и правда не знает, — повторил брюнет. — Или все-таки знает? А, глиста? Может, ты знаешь, а только перед нами прикидываешься? Так вот я тебе не советую!
— Не… не знаю… — с трудом отдышавшись, ответил Иннокентий. — Она… она пропала…
— Тогда спросим по-другому, — продолжил небритый, исподлобья уставившись на Иннокентия. — Где деньги?!
— Ка… какие деньги? — Иннокентий умоляюще смотрел на своего мучителя. Тот, однако, без дальнейших разговоров врезал ему в глаз. Иннокентий вскрикнул от боли и плюхнулся на край ванны.
— Не знаешь, какие бывают деньги? — спросил блондин, участливо склонившись над ним. — Бумажные! Зеленые, голубые, желтые… знаешь, такие… шуршат!
— Не… не трогайте Кешу! — воскликнула Вера Павловна и попыталась заслонить собой сына, но ее отодвинули в сторону. Кеша стонал и размазывал по лицу кровь со слезами.
— Может, нам лучше у мамаши спросить? — проговорил небритый, оценивающе взглянув на Веру Павловну. — Мамаша у него с виду пошустрее будет, посообразительнее! А, мамаша? — он пристально уставился на хозяйку квартиры. — Может, ты про деньги знаешь?
— Я отдам вам все, что у нас есть! — пообещала та. — Только не бейте Кешу! Он такой болезненный, такой ранимый!
— Точно отдашь? — подозрительно спросил брюнет.
— Берите все! — выпалила Вера Павловна. — Мы с Кешей как-нибудь проживем до пенсии! У нас очень скромные потребности! Берите все — все семь тысяч!
— Сколько?! — переспросил блондин.
— Семь тысяч пятьсот… — уточнила Вера Павловна. — Больше у нас нету, остальное мы отдали этим…
Она хотела добавить — детективам, но что-то ее удержало.
— Сколько?! — повторил блондин и переглянулся со своими приятелями.
— Семь тысяч пятьсот пятьдесят два рубля… — честно ответила хозяйка.
— Рубля?! — воскликнул брюнет. — Пацаны, да она над нами издевается! Натурально издевается! Семь тысяч пятьсот баксов — это и то не деньги, но уж это…
— Мамаша, — небритый тип мрачно взглянул на Веру Павловну. — Ты, кажется, не врубаешься. Если ты не скажешь, где твоя невестка или где ее деньги…
— Наши деньги! — поправил его брюнет.
— Да, где наши деньги… так вот, если ты не скажешь, где они, — мы твоего сыночка недоношенного на кусочки порвем! На мелкие кусочки — это понятно?!
— Помогите!!! — закричала Вера Павловна. — Кто-нибудь, помогите! Убивают! Кешу убивают!
Мы вошли в квартиру, и Сережа сразу направился в свою комнату и включил компьютер.
— Ну вот, гляди — у меня все на этом сайте.
Сайт назывался «Соседи».
Первой, кого я там увидела, была Сережина нижняя соседка, а моя заказчица Вера Павловна Бубликова.
Она была изображена верхом на помеле, в рваном черном платье и остроконечном колпаке — ни дать ни взять ведьма из какой-нибудь средневековой легенды.
— Ничто так не красит женщину, как фотошоп! — заявил довольный Сережка. — Как тебе? Правда, прикольно? Это меня Петька научил так обрабатывать фотографии. Берешь чье-нибудь лицо, а потом к нему монтируешь другое тело и одежду…
— Ну, не знаю… — проговорила я неуверенно. — Нехорошо так обращаться с пожилым человеком!
— Да она такая вредная тетка… строит из себя богатенькую, пальцы растопыривает, а я слышал, как она домработницу ихнюю, Антонину, ругала, когда на семь рублей у той сдача не сошлась! Петька ее переиначил, называет не Вера Павловна, а Ведьма Павловна!
— Надо говорить «их», а не «ихнюю», — влезла я с поучениями.
— Да ладно, все равно она не узнает! — отмахнулся Сережа. — А вот, посмотри сюда…
Далее следовала фотография танцовщицы, извивающейся вокруг шеста в ночном клубе. На танцовщице было узенькое бикини в блестках, зрители протягивали ей мятые купюры. Только лицо явно не подходило к остальному. Приглядевшись, я узнала в этой танцовщице свою знакомую консьержку.
— А с этой ты за что?
— А чего она все время вяжется? То я дверью хлопаю, то ноги не вытираю… ей-то какое дело, не она же убирает!
— Все равно нужно уважать чужой труд… — проговорила я машинально. — А дальше у тебя кто?
Сережа нажал на клавишу, перелистнув страницу.
На этот раз на экране был унылый, понурый верблюд. Приглядевшись к нему, я увидела тоскливое лицо Иннокентия Бубликова.
На этот раз я не выдержала и засмеялась — очень уж точно Сережка уловил сущность Иннокентия! Я сама сразу про себя обозвала его верблюдом.
— Точно этот дядька на верблюда похож! — заявил Сережка, заметив мою реакцию.
— Только вот не знаю на какого, — проговорила я задумчиво. — На двугорбого или одногорбого? Какой-то он непонятный — ни то ни се!
— Полуторагорбый! — выпалил Сережа, и мы оба рассмеялись.
— Ну, а кто у тебя дальше? — спросила я, полюбовавшись на Иннокентия.
— А не скажешь Пелагее? — спросил он уже, наверное, в десятый раз.
— Да не скажу, не скажу! Сколько можно повторять?!
Он перевернул страницу сайта, и я увидела женщину в черной эсэсовской форме, с автоматом на груди и огромной черной овчаркой на поводке. Лицо ее было мне хорошо знакомо — это было лицо Пелагеи Петровны.
— Ну, это уж ты чересчур! — проговорила я после продолжительной паузы. — Пелагея Петровна о тебе заботится, кормит, поит, а ты ее в таком виде изобразил…
— Очень уж она строгая! — проговорил Сережа. — Пусть бы только кормила, я не против, а то воспитывает все время, воспитывает…
— Так это потому, что хочет, чтобы ты вырос человеком!
— Так а я кто — хомяк, что ли? Или гамадрил? Ну, будешь дальше смотреть?
— Давай! — согласилась я. У меня насчет этих фотографий имелись кое-какие мысли.