— Да, он сегодня в таком отчаянии был, не поверишь, чуть не рыдал. Похоже, что у него земля под ногами горит, в общем, что-то его сильно беспокоит…
На следующее утро Надежда встала пораньше и приготовила мужу завтрак, чтобы он не копался и ушел поскорее на работу. Коту она вроде бы по ошибке дала поесть два раза, так что он удалился в спальню, едва волоча лапы от обжорства.
Оставшись одна, Надежда накрасилась посильнее и подвела веки стрелками, смазала волосы гелем и зачесала назад, что ей совершенно не шло, зато здорово меняло внешность. Кто знает эту Огурцову, вдруг она запомнила ее при первой встрече с Аленой? А уж Кеша Дрозд точно ее запомнил, так что следует подстраховаться.
Надежда открыла стенной шкаф и нашла там коротенькое пальтецо, которое ее невестка, жившая раньше в этой квартире, относила уже лет восемь назад и почему-то не выбросила, скорее всего, просто напрочь о нем забыла.
Невестка была женщина стройная, так что пальто налезло, но никак не застегивалось. Пальто было двубортным, Надежда мигом отпорола лишние пуговицы. Теперь застегнулось, да еще и свободно было. Надежда повязала еще на шею яркую косыночку и достала завершающий штрих — шляпу. Шляпа была маленькая, с крошечными полями и перышком, такие раньше называли тирольскими. Откуда она взялась, непонятно. Кажется, внук Сан Саныча Вовка использовал ее в начальной школе, когда играл охотника в „Красной Шапочке“.
Выйти из дома в шляпе Надежда не решилась — соседи еще полицию вызовут, сунула ее в пакет и надела только в вагоне метро, посмотревшись в противоположное окно. И увидела, как женщина напротив подняла глаза к потолку со вздохом — мол, каких только ненормальных в метро не встретишь?
„Я же для пользы дела“, — обиделась Надежда.
Надежда остановилась перед дверью. Дверь была основательная — массивная, стальная, она напоминала герметичную переборку подводной лодки или дверь банковского хранилища, какие показывают в кино. Только на дверях хранилищ обычно бывают кодовые замки, здесь же было несколько замочных скважин необычной формы, дверной звонок и еще круглое отверстие глазка.
Надежда позвонила.
За дверью послышались быстрые шаги и оживленный голос:
— Иду-иду!
Шаги затихли перед дверью, брякнула заслонка глазка. Надежда почувствовала на себе изучающий взгляд, затем прозвучал голос Полины Самсоновны:
— Вы оценщица?
— Оценщица, оценщица! — подтвердила Надежда, огорчившись неистребимой наивности Алениной клиентки: она сама подсказывает ответ, вместо того чтобы проверить, кто к ней пришел.
Однако Полина тут же доказала, что не так проста.
— А кто вас прислал? — спросила она.
— Синица, Алена Синица!
— Верно, тогда заходите.
Забрякали многочисленные замки и запоры, и дверь плавно, бесшумно распахнулась, снова подтвердив сходство с огромным банковским сейфом.
На пороге стояла Полина Самсоновна в шелковом халате, расписанном яркими хризантемами. Халат, должно быть, достался ей от тетки, как и все остальное.
Оглядев Надежду с ног до головы, Полина, очевидно, осталась удовлетворена и отступила в сторону, допуская ее в святая святых своей квартиры. После этого она заперла дверь на все замки, прокомментировав эти действия:
— Ценностей-то много, так что приходится хорошенько запираться!
— Это правильно, — одобрила Надежда официальным голосом. — Это разумно. Ну что ж, давайте приступать…
С этими словами она достала из сумочки толстый блокнот и ручку, сняла шляпу и огляделась:
— Так… вешалка деревянная, двадцатый век, ценности не представляет…
— Пойдемте дальше, — потянула ее Полина Самсоновна. — Тут, конечно, ничего такого нет, все в комнатах…
Надежда с важным видом последовала за хозяйкой, по дороге остановившись перед настенным календарем, и снова заговорила:
— Календарь настенный на будущий год, с фотографиями собак, тоже не представляет ценности… а вот здесь — картина, натюрморт, два яблока и огурец, холст, масло, подпись неразборчивая…
Надежда деловито сфотографировала картину на свой телефон и пошла дальше.
— А это ценная картина? — осведомилась Полина Самсоновна.
— Еще рано что-то говорить, — глубокомысленно ответила Надежда. — Я только составлю опись, чтобы Генриху Рудольфовичу было удобнее работать, а дальше уже он разберется.
— А Генрих Рудольфович — это кто? — взволнованно спросила Полина.
— Генрих Рудольфович — это наш ведущий эксперт! — ответила Надежда, подняв глаза к небу. — Искусствовед с мировым именем!
— Как все долго… — вздохнула хозяйка квартиры.
— А вы можете пока заниматься своими делами, — милостиво разрешила Надежда. — Я тут сама разберусь.
Полина Самсоновна кивнула, но далеко не ушла: она стояла в сторонке, вытирая пыль и поглядывая на Надежду.
Надежда с умным видом ходила по квартире, записывая в свой блокнот все, что видела, и время от времени фотографируя какие-то предметы.
В квартире и правда было много красивых старинных вещей. Надежда Николаевна не слишком хорошо разбиралась в антиквариате, но даже она понимала, что многие из них весьма ценные. Но ее-то интересовали не художественные ценности, она искала злополучную керамическую обезьяну.
Обследовав прихожую и коридор, Надежда подошла к плотно закрытой двери.
— Что тут у нас? — осведомилась она у хозяйки.
— Кабинет дядин, — ответила та, мгновенно возникнув рядом. — Тут-то больше всего разных вещей…
— Посмотрим! — проговорила Надежда, входя в кабинет.
В этой комнате и впрямь было много интересного. Было здесь несколько старинных книжных шкафов с книгами и альбомами, между ними стены снизу доверху были увешаны картинами и гравюрами, на одной из них висело старинное оружие, значительную часть кабинета занимал огромный письменный стол красного дерева с инкрустацией. На этом столе стоял бюст какого-то сурового римлянина, рядом с ним — тяжелый старинный шлем, украшенный изящной чеканкой. В углу стояла статуя какой-то античной богини, рядом с ней — китайская шелковая ширма, расписанная журавлями и цветами.
Надежда обходила кабинет, останавливаясь около каждого предмета и делая неразборчивые пометки в своем блокноте. Керамической обезьяны нигде не было видно.
Полина Самсоновна маячила в дверях, наблюдая за гостьей. Наконец она не выдержала и спросила:
— И сколько же все это может стоить?
— Рано говорить, — сухо ответила Надежда. — Я передам свою опись Генриху Рудольфовичу, и только тогда он сможет дать предварительную оценку.
— Ну хоть примерно! — не унималась хозяйка. — Вы же с такими вещами все время работаете, так можете приблизительно сказать…