Мамаево побоище. Русь против Орды - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Корчевский cтр.№ 52

Следующий обоз с трофеями пошёл уже со значительно большей охраной. Боброк аж целую сотню конную выделил. И того оказалось мало. Обоз из двухсот телег, почитай, на две версты растянулся.

И снова рязанцы напали и одолели охрану, обоз угнав.

Тут уж Боброк вскипел. Сеча закончилась, а он в одночасье сотню бесславно потерял, трофеи утратив.

На следующий день вообще страшное случилось. Дмитрий Михайлович, собрав все телеги, отправил обоз с ранеными. Тяжёлых-то — тех, кто не умер сразу после сечи, в первую очередь отправили. Теперь черёд дошёл и до тех, кто ранен был полегче, в руки или ноги, за чьё состояние и жизнь опасаться не приходилось.

В сопровождение всего десяток всадников выделил. Трофеев нет в обозе — только покалеченные, кто их грабить отважится?

Но случилось куда хуже. Рязанцы перехватили обоз не более чем в десяти верстах от стана и всех беспощадно вырезали. Только несколько ратников из охраны уцелели, малодушно сбежав.

— Никак не можно обоз оборонить было, — оправдывались они. — Рязанцев сотни две было, напали неожиданно, из засады, вроде мы басурмане какие. А ведь одной веры!

Терпение Боброка подошло к пределу. Мало того, что в обозе не одна сотня раненых, уцелев в жестоком бою, убита была, так ведь и телеги обозные сожгли рязанцы, подпалив. Лошадей с собой увели. Не мытьём так катаньем, но они забирали свою часть трофеев.

Первым делом Боброк Дмитрию гонца послал с жалобой на действия рязанцев. Второе — выслал на дорогу, что от Дона к Коломне вела, семь сотен из Большого полка. Ежели рязанцев оружных обнаружат — дать бой, отогнать. Такой наказ сотникам большой воевода дал.

— Не дело! — сокрушался он. — Плечом к плечу с Мамаем воевали, а теперь супротив нас оружие оборотили! Всё равно часть трофеев рязанцы отбили, раненых добили. Так лучше было трофеи честь по чести самим отдать, не потеряв лица, не оскоромившись.

Но дело было уже сделано.

И решил Боброк, не дожидаясь ответа великого князя, уводить ратников с Куликова поля. Собственно не с поля даже — от Монастырщины. На самом поле находиться сейчас было просто невозможно. Смрад густой от тысяч не захороненных убитых татар, их союзников и лошадей стоял такой, что дышать было невозможно. Только стервятники да вороны густыми стаями кружили над полем, устроив пиршество. Смерть собрала большую жатву, и дух её витал над полем бранным.

Оставшиеся трофеи грузили в перемётные сумы, а когда и они закончились, делали узлы из одежды. Грузили узлы на трофейных же, татарских, лошадей, связывая их за уздцы верёвками, чтобы не разбежались. Диковаты лошади были, понимали команды только на татарском языке. Намучились с ними ратники, да выбора не было.

Наконец, собравшись, двинулись.

Шли в том же порядке, что и на битву. Полки едва ли не вдвое поредели, но всё равно колонны растянулись на много вёрст — ведь чуть ли не каждый ратник, за исключением дозоров и охранения, вёл в поводу несколько навьюченных татарских коней.

Посланные вперёд сотни всё-таки встретили рязанцев. Превосходя их в численности, дали бой и освободили дорогу.

Шли медленно, но на привалы не останавливались, только лошадям дали дважды передохнуть, пощипать травы и напиться.

И так до самой ночи, стремясь как можно скорее убраться с рязанских земель.

На привал стали у безымянного ручья. Надо было покормить людей и дать им отдых.

Боброк распорядился удвоить на ночь обычные дозоры, опасаясь нападения. Но и эта ночь, и последующие прошли спокойно.

Через неделю впереди показалась Ока. Ратники воспрянули духом — ведь за рекой уже московские земли.

Однако на переправу ушла неделя. И если конница большей частью переправилась сама, то для пехоты лодок и кораблей не хватало.

Рукастые ополченцы порубили деревья на этой стороне Оки, принадлежавшей Рязанскому княжеству, и связали верёвками плот. Погрузив на него одежду, оружие и тех, кто не умел плавать, переправились сами.

Народ встретил ратников ликованием. О победе русского воинства все уже знали. На звонницах церквей звонили колокола, жители выносили ратникам хмельные меды, пиво, различные пироги и ватрушки.

Воины почувствовали себя героями, не пропали втуне их ратные усилия, не зря их товарищи сложили свои головы.

Поскольку великий князь Дмитрий уже несколько дней как съехал из Коломны в Москву, Боброк разрешил воинству три дня отдыха — всё же своя земля, можно не опасаться козней рязанских или нападения татар. Устали люди после битвы и перехода.

Боброк, как большой воевода, всегда державший в походе ратников в строгости, ныне смотрел сквозь пальцы на повальное обжорство и пьянство ратников — всё-таки они одержали победу в тяжёлой сече, и теперь надо было сбросить напряжение и усталость. Но на третий день ввечеру собрал бояр и князей.

— Завтра в поход выступаем, в Москву возвращаемся. Наведите порядок, отставших в дружинах не потерплю! Надеюсь, у всех хватило разумения проследить за воинами? Чтобы кольчуги и шлемы блестели! Упряжь исправной была! Пойдём через свои города и веси, народ победителей встречать будет, и выглядеть ваши ратники должны достойно победе, ими одержанной, а не как стадо упившихся оборванцев.

Пристыженные бояре ушли выполнять приказ. Тех, кто был трезв или только слегка пьян, заставили приводить своих товарищей в чувство. Их обливали холодной водой, тёрли уши, били по щекам.

К ночи на ноги поставили всех.

Утром воинство выглядело помятым, а уж дух хмельной так и витал над дружинами.

Боброк лишь ухмыльнулся. Ничего, после марша — ещё до полудня — все ратники в себя придут, нагрузка выбьет похмелье из буйных головушек.

Так и получилось. Конникам полегче было — ведь лошади хмельного не пили. Пешцы же охали и стонали, шли поперва медленно. Затем разошлись, размялись и прибавили шаг. Уже и шутки послышались, а кое-где — и смех. Однако темп марша падал, а временами войско даже и вовсе останавливалось, стоило ратникам войти в большое село или город. Народ уже знал о победе, все поздравляли друг друга, радуясь. А и сами победители идут. Как не поздравить, не обнять, не сунуть в руки мелкую монету или только что испечённый бублик или пряженец. Люди славили воевод и ратников, а в первую очередь — великого князя Дмитрия, единогласно назвав его Донским, а князя Серпуховского Владимира Андреевича — Храбрым.

Шествие воинства в Москву было торжеством непрерывным. Везде народ встречал их веселием, любовью и благодарностью, везде возносили хвалы Богу и князю. Народ почитал Дмитрия как ангела-хранителя, ознаменованного печатью небесного благоволения.

Бояре и воеводы за головы хватались: по мере приближения к Москве темп марша падал. Во всех сёлах, деревнях, городах народ хотел поздравить, поговорить, а уж угостить — само собой. И как ни сопротивлялись ратники, к вечеру воинство Шаталось не от усталости, а от выпитого.