Он чувствует пустоту внутри. Как в ту тысячную долю секунды, когда в финальном поединке, на глазах у миллионов зрителей, он получил нокаут, – и еще до того, как противник прижал его голову к арене, в его сознании навечно отпечаталось одно слово: Поражение.
Бен тяжело дышал. Кулаками он пытался добиться хоть какой-нибудь реакции.
Удар справа.
– Где ты сейчас? Где твои насмешки?
Слева.
– Где?
– Бен! – закричала Оснат.
– Только попробуй сейчас сделать вид, что меня нет! – Бен плачет и снова наносит удар справа. – Попробуй!
– Бен!
– И где же вы все, такие смелые и сильные?
– Бен!!! – Оснат кричит и хватает его за руку, не давая нанести очередной удар. – Хватит!
– Я… я…
– Что с тобой? – Она держит его за руку. – Что случилось? Хватит.
Она оттаскивает Бена от Стефана. Стефан лежит на мостовой, смотрит куда-то в небо, лицо разбито, но эта боль меркнет по сравнению с болью поражения.
– Что с тобой? – Она хватает Бена за плечо. – Что это было?
– Почему они не любили меня? – говорит Бен еле слышно. – Почему они все время думали, что я не заслуживаю внимания?
– Что? О чем ты?
Он беззвучно плачет. Новая часть его естества разрушается и отваливается.
– Посмотри на него. Я был таким же, – говорит он наконец. – Только посмотри на него. Понимаешь, что это значит?
Оснат бросает взгляд на Стефана, который лежит на мостовой, тяжело дыша, раздавленный, сломленный.
– Кажется, я понимаю. Частично. Видимо, полностью я никогда этого не пойму, но что могу понять – понимаю, – говорит она. – Но все, что ты сейчас сделал, вся твоя злость… Ты подыши, успокойся. Не надо так.
Бен не отвечает.
– Бен, послушай, – говорит Оснат. – Не делай этого, не входи в эту реку. Все, чего мы хотели, – это обезвредить его. Убедиться, что больше он не будет мешать, не будет пытаться никому навредить. И вот мы это сделали. Твоя идея – приготовить этот коктейль – сработала. Он еще долго не сможет никого мучить. Может быть, когда-нибудь он это преодолеет, но явно не скоро. Но ты-то сам не становись уродом. Только этого сейчас не хватало.
Он тяжело вздохнул и тихо ответил:
– Я хотел быть как все. Только и всего.
– Никто из нас не такой, как все. Этого в принципе не может быть. «Все» – это фикция.
Он снова вздохнул и поднял на нее глаза.
– Договорились?
Он кивнул.
– Нет. Ответь мне. Словами. Ты успокоился? Ты в порядке?
– Я в порядке, – мягко ответил Бен. – Спасибо. Я в порядке.
Он поднял голову: вокруг них тем временем собралась толпа. У кого-то на лице было написано любопытство, у кого-то – ужас. Все смотрели на происходящее, широко раскрыв глаза.
– А теперь вы все смотрите на меня, да? – тихо сказал он.
Зажмурился, глубоко вздохнул, открыл глаза и поймал взгляд Оснат.
– Эй, ты где? – спросила она. – Это ты?
– Это я.
– Точно?
– Точно.
– Отлично. А теперь пошли отсюда, потому что в любой момент нагрянет полиция.
– Давай, – задыхаясь, ответил он.
– Прекрасно, – сказала Оснат. – Но я должна сделать еще кое-что.
Она подошла к Стефану и склонилась над ним:
– Я все еще думаю, что ты мог бы стать кем-нибудь получше, – прошептала она. – Но я просто буду жить дальше. У меня не осталось чувств к тебе. Я победила тебя. – Она выпрямилась и сказала Бену: – А теперь сматываемся.
Бен повернул голову. Стефан смотрел на него так, словно старался что-то понять. Извини, подумал Бен. Стефан сощурился.
– Сматываемся.
И они бросились наутек.
Стефан лежал на спине и чувствовал себя так, как будто все на свете поражения, проигрыши, крахи навалились на него.
Попробовал пошевелить рукой – потихоньку, осторожно. Попытался встать.
Постепенно ему удалось перевернуться на бок, согнуть ноги, подняться. Думай о своих успехах, сказал он самому себе, подумай обо всем, что ты действительно сделал. Вспомни, что есть в тебе, чего ты достиг, что преодолел.
Вокруг он слышал какой-то гул. Значит, собралась толпа. И он должен смыться как можно быстрее.
Шаг за шагом он отступал от троицы, все они валялись без сознания. Нужно сваливать.
Думай об успехах.
Вспомни о своих сильных сторонах.
Ты не побежден.
Это не на самом деле произошло с тобой. Это они тебе сделали. Это не на самом деле произошло.
Он прошел еще несколько шагов – и, как в каком-то старом сне, вытянул пистолет и стал махать им во все стороны. Толпа разбежалась, а он потащился дальше. Стал спускаться к дороге.
Он хотел перейти ее как можно быстрее, но ноги не слушались его. Он чувствовал себя все более и более подавленным. Отчаяние парализовало его. Так всегда бывает, когда выпьешь, – он знал. Если бы только у него было время оклематься.
Он услышал, как приближается какая-то машина. Повернулся и увидел ее. Она едет слишком быстро. Перепуганный водитель явно не успеет затормозить.
Если ты не можешь думать об успехах – по крайней мере, не зацикливайся на поражениях, которые потерпел не ты. Если поражение – то хотя бы точно твое.
Ты не сумел уберечь ее.
Не смог сохранить ее.
Какой позор.
Ты бросил ту единственную, которая у тебя была, а когда ее не стало – предал ее.
Его сбивает машина, и эта боль оказывается сильнее любой другой боли. Он чувствует сильный удар. Ты проиграл. Нужно было беречь ее, ты должен был ее защитить, ты…
Он чувствует, как его тело взлетает. Это – единственное твое поражение. Все остальные – чужие, ты их выпил. Но это единственное поражение, которое действительно важно.
И когда он приземляется на асфальт – после долгого, как во сне, полета, – он успевает ощутить, что шприц во внутреннем кармане его плаща разбивается, и капли «Ты посмотрел мне в глаза и сказал: „Я думаю, что ты спасешь меня от меня самого“» впитываются в рубашку – и пропадают навеки. Головой он сильно ударяется об асфальт, и все вокруг разбивается вдребезги.
Пройдет еще немало времени, и, когда он снова откроет глаза, он увидит, как к нему склоняется силуэт врача.
Этот силуэт будет ему что-то говорить о травме головы, о том, что он очнулся после комы, что у него нет документов; скажет, в какой больнице он находится, сколько он уже тут и как сюда попал.