— Никаких! — отвечал Акбар.
— Он о нас совсем забыл в своем дворце в Бхагавапуре.
— Магараджа никогда и ничего не забывает! — отвечал Акбар.
— А между тем англичане приближаются и не позже как через три дня нападут на нас. Знает ли об этом магараджа?
— Магараджа все знает! — снова отвечал Акбар.
— Если он это знает, так почему же он не с нами?
Вошедший в этот момент Коркоран сказал грозным голосом:
— А кто тебе сказал, Гайдер, что его тут нет?
Тотчас же все присутствовавшие распростерлись на земле, подняв ладони рук к небу.
— Магараджа находится всюду и все видит! — сказал Коркоран. — Он правый глаз Брамы на земле. Он наказывает подлость и трусость и предугадывает измену.
— Смилуйтесь, пощадите, государь! — воскликнул опасавшийся быть посаженным на кол Гайдер.
— Кто сомневается во мне, заслуживает казнь. Но я дарую тебе помилование, Гайдер, но все же ты должен покинуть армию. Я хочу, чтобы около меня были только люди, убежденные, что Брама наградил меня своей силой и могуществом.
Гайдер, дрожа от страха, тотчас вышел из палатки и отправился в Бхагавапур.
После такого примера строгости, выказать которую было необходимо, по убеждению Коркорана, он потребовал отчета о положении армии, о состоянии снарядов и продовольствия и вслед за тем показался солдатам, желая их ободрить. Узнав, что он в лагере, все солдаты пришли в восторг, радостно восклицали и освещали факелами путь своего государя, крича:
— Долгой жизни магарадже! Да продлит Брама жизнь наследника Голькара, последнего из рода Раггуидов.
— Спасибо! Теперь тушите все огни и уходите в палатки.
Все тотчас повиновались. Его появление, приписываемое всей армией чуду, так как ни один часовой не видел, как он появился, еще более укрепило общее мнение о том, что он был десятым воплощением Вишну на земле.
Как только воцарилась тишина, и погасли все огни факелов, Коркоран, никем незамеченный, возвратился к пальме и по веревочной лестнице взобрался на фрегат.
— Я сильно напугал одного жалкого парня! — сказал магараджа и рассказал своему другу все, что произошло в палатке.
— Не понимаю, какое ты находишь удовольствие управлять трусами и изменниками? Они когда-нибудь будут и в тебя стрелять из ружей, когда ты повернешься к ним спиною.
— Ах, дорогой друг мой? Что и говорить, ремесло тяжелое управлять людьми, но я никого не знаю, кто бы от этого отказывался!..
— Как! А Карл Пятый?
— Гм… жалкий император, слишком объедавшийся, страдавший подагрой и постоянным расстройством желудка.
— А Диоклетиан?
— Он отказался из страха быть отравленным или задушенным своим зятем Валерием… Но довольно толковать о древних и современных царях, лучше поскорее отправимся посмотреть на наших друзей англичан. По рапорту твоего верного Акбара они находятся в двадцати трех милях по направлению к юго-востоку на маленькой горке, врезывающейся в форме полуострова в долину Керар.
Кватерквем уже хотел выполнить требование Коркорана, как вдруг громкий взрыв хохота послышался с задней части фрегата.
Акажу громко заливался смехом, рассматривая какой-то предмет, лежавший в темном углу.
— Что это значит? — строгим голосом спросил Кватерквем.
— О, масса Кватерквем! Не надо сердиться, лучше смейтесь. Добрый негр Акажу сыграл хорошую штуку.
Схватив руками предмет, лежавший в углу, он принес его своему господину. При свете лампы оказалось, что это был Бабер. Рот индуса был завязан, а руки связаны за спиною; ноги тоже были связаны, но Бабер, от природы ловкий акробат и фокусник, сумел почти высвободить их.
— Откуда ты взял такую скверную дичь? — спросил Кватерквем.
— Вы поймете, масса Кватерквем. Если бы скверная дичь затрудняла доброго господина, то Акажу бросил бы ее за борт. Но Бабер хорошая дичь и вовсе не злая.
— Разве он снова хотел проникнуть во фрегат? — спросил Коркоран. — Если так, то бросьте его за борт, так как второй раз его помиловать я не намерен.
— Нет, нет, масса! — с живостью отвечал Акажу. — Я видел, как он сражался с англичанином. Бабер задушил Дублефаса. Акажу очень смеялся. Акажу рад был видеть ловкую штуку Бабера. Акажу подстерегал его на дороге и спрашивал у него рецепт, чтобы выучиться душить англичан. Бабер невежлив и не захотел дать Акажу рецепт. Акажу, добрый негр, совсем не злой, свалил Бабера ударом кулака. Бабер хотел кусать и царапать Акажу; мяукал, кричал, плакал и рвал волосы Акажу. Добрый негр перевернул Бабера, вырвал у него веревку, связал руки назад за спину, связал ноги, завязал рот и положил его в темный угол фрегата. Акажу хочет привести Бабера Нини, для забавы Зозо.
— Черт тебя побери, вместе с твоей Нини и Зозо, — сказал вышедший из терпения Кватерквем. — На черта нам эта дрянь. Нельзя его выбросить за борт потому, что он не по собственной воле попал на фрегат, держать его здесь опасно. Спустить его на землю отнимет у нас много времени. А черт бы его побрал, этого Бабера!
Все это говорилось на французском языке, незнакомом индусу, но по выражению Кватерквема, Бабер понимал, что его присутствие очень неприятно путешественникам.
Что касается Коркорана, он, опираясь локтем в колено и поддерживая подбородок рукою, о чем-то усиленно размышлял. Наконец очевидно было, что он принял какое-то решение.
— Развяжи этого Бабера! — приказал он, обращаясь к Акажу.
Негр, видимо, колебался и сказал:
— Масса! Нехорошо развязать Бабера! Очень нехорошо. Бабер паршивая собака: он заколет Акажу, когда тот повернется к нему спиною.
— Исполняй приказание! — крикнул магараджа. — Это научит тебя не собирать паршивых собак на твой фрегат и не возить игрушек твоему господину Зозо.
Акажу повиновался. Когда Бабера развязали, он тотчас распростерся у ног магараджи, который спросил его строгим голосом, — правду ли говорит Акажу, но так как Бабер ничего не понимал по-французски, то подробно рассказал Коркорану, как произошло дело. Рассказ его вполне согласовался с тем, что передавал Акажу.
— Прекрасно! — сказал магараджа. — Если я тебя спущу на землю, каким ремеслом ты там займешься?
— Государь! — отвечал, нисколько не смущаясь, Бабер. — Каким же ремеслом мог бы я заняться, если не тем самым, каким занимался.
— То есть ты снова будешь поджидать путешественников, скрываясь у опушки леса?
Бабер утвердительно склонил голову.
— Но знай, что, если тебя поймают на месте преступления или уличат в его совершении, я прикажу тебя повесить.
— Государь! В мои годы невозможно изменить профессию. Мне уже минуло пятьдесят пять лет. Но я не останусь в вашем государстве, а отправлюсь в Бомбай, где меня еще очень мало знают.