Конец парада. Каждому свое - читать онлайн книгу. Автор: Форд Мэдокс cтр.№ 25

До этого генерал успел пересечься с двумя гостями из города, которые сыпали яростными обвинениями в адрес Титженса: их возмутило, что он обозвал их «проклятыми свиньями», причем прямо в лицо, и теперь они собирались в полицию. Генерал поведал Титженсу, что с искренней досадой сообщил им, что они и впрямь «проклятые свиньи» и ни за что уже не получат новых билетов в клуб. Но до понедельника у них, разумеется, сохраняется право в нем бывать — клубу не нужны скандалы. Сэндбах, к слову, тоже безумно злился Титженса.

Титженс сказал, что огромной ошибкой было вообще пускать в компанию джентльменов такого отпетого негодяя, как Сэндбах. Он своими грязными речами очерняет вполне правильные поступки, суетится, что-то мямлит. Он добавил, что знает, что Сэндбах — зять генерала, но это ничего не меняет. И это была сущая правда... Генерал сказал: «Да, знаю, мой мальчик, знаю...» А потом напомнил, что существуют ведь общественные требования. Клодин нуждалась в состоятельном мужчине, а Сэндбах оказался всем хорош — он и осторожный, и здравомыслящий, и занимает верную политическую позицию. Да, он действительно негодяй, но ведь у всех нас есть свои недостатки! И Клодин задействовала все свое влияние — которое, кстати сказать, было немалым — ох уж эти женщины! — чтобы обеспечить ему дипломатическую работу в Турции, подальше от миссис Крандалл. Миссис Крандалл была главной противницей суфражисток в их городке. Вот почему Сэндбах так обозлился на Титженса. Все это было сказано генералом для того, чтобы Кристофер лучше понял ситуацию.

Титженс надеялся быстро обдумать свое положение и уже к этим мыслям не возвращаться. Он едва слушал генерала. Его обвиняли в страшных вещах, но он с легкостью игнорировал эти обвинения; ему казалось, что, если он перестанет о них говорить, он больше о них и не услышит. А если в клубах и салонах о нем все же поползут слухи, пусть лучше его самого считают негодяем, чем его жену — проституткой. Это было обычное мужское тщеславие — привилегия английского джентльмена! Будь Сильвия невиновна, как и он сам — ведь он знал, что его совесть чиста! — он бы, определенно, защитился, по меньшей мере перед генералом. Но он не стал этого делать. Ему казалось, что если он попытается оправдаться, то генерал ему поверит. Но он решил повести себя правильно! Дело было не в тщеславии. Просто у его сестры Эффи сейчас живет его сын. И пусть лучше у него будет отец-негодяй, чем мать-проститутка!

Генерал принялся расхваливать прочность залитого солнечными лучами приземистого, похожего на груду шашек замка, стоявшего слева от них. Генерал сказал, что теперь такие никто не строит.

— Ошибаетесь, — заметил Титженс. — Все замки, возведенные вдоль побережья Генрихом VIII в 1543 году, строились довольно быстро и из непрочных материалов... In 1543 jactat castra Delis, Sandgatto, Reia, Hastingas Henricus Rex... ^[14] Получается, возводились они буквально в два счета.

Генерал засмеялся:

— Вы неисправимы... Если бы были хоть какие-то проверенные, неоспоримые факты...

— Подойдите к замку и присмотритесь получше, — сказал Титженс. — Вы увидите, что снаружи он облицован кайенским камнем, а сами стены сделаны из низкопробного щебня... Послушайте, ведь тем самым якобы проверенным и неоспоримым фактом является то, что старые добрые восемнадцатифунтовые пушки лучше, чем семидесятипятимиллиметровые французские! Так нам говорят в парламенте, с трибун, так пишут в газетах — и общество верит в это... Но выставили бы вы хоть одну из этих своих маленьких пушечек — кстати, сколько залпов в минуту они дают? четыре? — против тех самых семидесятипятимиллиметровых, оснащенных пневматической системой?

Генерал задумчиво возвышался на мягком сиденье.

— Это совсем другое дело, — проговорил он. — Откуда вам известны такие тонкости?

— Никакое не другое, — сказал Титженс. — Это та же ошибочная логика, из-за которой мы восхищаемся постройками времен Генриха VIII и считаем допустимым использование безнадежно устаревших орудий в боях. Вы же разжалуете любого подчиненного, который скажет, что нам не выстоять против французов и двух минут.

— Как бы там ни было, — проговорил генерал, — я благодарю Бога за то, что вы не мой подчиненный, а то вы бы мне за неделю все зубы заговорили. И правильно, что общество...

Но Титженс уже его не слушал. Он задумался о том, что для такого выродка, как Сэндбах, совершенно естественно предавать солидарность, которая должна существовать между мужчинами. И совершенно естественно со стороны бездетной леди Клодин Сэндбах, будучи замужем за таким скандалистом и донжуаном, крепко верить в неверность мужей других женщин!

Генерал спросил:

— Кто вам вообще рассказал про французские пушки?

— Вы сами. Три недели назад! — сказал Титженс.

А все остальные дамы из высшего света, которым изменяют мужья... Они ведь считают своим долгом делать все возможное, чтобы унизить мужчину. Перестают приглашать его в свой дом! Ну и пусть. Бесплодные блудницы, верные спутницы неверных евнухов... Вдруг он подумал о том, что не знает точно, он ли отец ребенка Сильвии, и застонал.

— Что я опять сказал не так? — спросил генерал. — Неужели вы и впрямь считаете, что фазаны любят свеклу?..

— Нет конечно! — поспешно возразил Титженс, чтобы не сойти за сумасшедшего. — Я просто вспомнил о канцлере! Надеюсь, этого объяснения вам достаточно.

Дело принимало скверный оборот. Титженс с трудом скрывал тревожные мысли. Он был на грани того, чтобы заговорить сам с собой...

В окне соседнего экипажа он увидел мистера Уотерхауза, который любовался окрестным видом. Уотерхауз узнал Титженса и жестом позвал к себе. Он прекрасно понимал, что преследование Титженса, человека, которого он считал вполне здравомыслящим, вызванное инцидентом с двумя девушками, нужно остановить. Устроить это самостоятельно он не мог, но мог заплатить полицейским и поспособствовать их продвижению по службе, если они пообещают не предавать это дело огласке.

Осуществить этот план было легко: как только в клубе появлялось высокопоставленное лицо, в местный бар тут же сбегались мэр, госслужащие, начальник полиции, врачи и адвокаты — и начинали пить вместе. После этого именитый гость присоединялся к ним, что бесконечно радовало присутствующих.

Титженс, ужинавший наедине с министром, с которым хотел обсудить законопроект о жалованье трудящихся, не почувствовал к нему неприязни: министр не был ни дураком, ни хитрецом, разве что много шутил; он явно устал, но заметно оживился после пары стаканов виски. Определенно, богатство еще не успело его испортить: вкусы у него были совсем как у четырнадцатилетнего мальчишки — он обожал яблочный пирог с кремом. И даже по его скандальному законопроекту, который потряс всю страну полным несоответствием настроениям и нуждам рабочего класса в Англии, можно увидеть, что мистер Уотерхауз стремится к честности. Он с благодарностью принял несколько статистических поправок от Титженса... А за портвейном они пришли к согласию в отношении двух важнейших пунктов законодательства: каждый трудящийся должен получать минимум четыреста фунтов в год, а каждый бессовестный фабрикант, который будет платить меньше, подлежит казни. Предельный торизм Титженса стал походить на крайний левый радикализм...