— Мама, я не предполагала, что ты опустишься до такого!
— Аделис… — Она прикрыла глаза. — Совершенно точно ты нe должна была этого увидеть.
— Ты ненавидишь Доара настолько, что решила его отравить?! — задыхаясь от злости, воскликнула я.
— Чего? — копируя манеру Руфи, вытаращилась мама. — За кого ты меня принимаешь? Ты права, я не в восторге от того, что происходит у вас с этим риорцем, но чтобы подливать ему яд? Кажется, мне следует оскорбиться.
— Кажется, тебе следует собрать вещи и немедленно покинуть Риор. И больше никогда! Хорошо меня слышишь? Никогда здесь не появляться…
— Это не яд, а возбуждающие капли! — прижав флакон к декольте, выпалила мама.
— Да ты брешешь! — не нашла я других комментариев.
— Светлые боги, Аделис. У тебя лексикон, как у сапожника, — проворчала она без обычного нравоучительного тона.
Вдруг мужчины попытались вoйти в гостиную.
— Риаты, позвольте благородным эссам поговорить с глазу на глаз! — заявила я. — Полюбуйтесь пару минут картинами.
Доар открыл рот, чтобы высказать несогласие, но дверь перед его носом захлопнулась. Мы с матушкой снова остались наедине.
— Как же мне неловко, — пробормотала мама, присаживаясь на диван. — Но, дочь,ты взрослая женщина. Была замужем, успела развестись и даже спишь с бывшим мужем в одной кровати…
— Покороче, мама, — оборвала перечисление «подвигов».
— Понимаешь, ректор Αльдон — мужчина видный, родовитый и воспитание не хромает. Другими словами, как раз в моем вкусе. И мне пришла в голову мысль… А что я теряюсь? Подумаешь риорец, зато ректор большой академии, преподаватель, маг — в общем,исключительно достойный человек.
— Я что-то не улавливаю в твоих словах смысла, — доходило до меня туговато.
— Аделис, почему ты заставляешь это произносить вслух? — Она была в отчаянии. — Я собираюсь посетить его спальню сегодняшней ночью.
— Ты?!
— Почему в голосе женщины, сожительствующей с бывшим мужем, я слышу неодобрение? — с нажимом уточнила матушка.
— Тебе почудилось, — моргнула я. Она раздобыла возбуждающее средство для Альдона? Кто эта женщина, и в каком погребе она держит мою расчетливую, ледяную, как айсберг северного моря, мать?!
— Тарим в почтенном возрасте, и я подумала… чтобы ночью избежать,так сказать, досадного конфуза, который заденет его мужскую гордость, стоит добавить ему капли для жизненной энергии.
— Я… не знаю, что сказать.
— Просто сделай вид, что этого разговора не было. — Она быстро спрятала флакон в карман платья и с улыбкой пригласила мужчин на пирушку.
Все еще ошарашенная заявлением благородной эссы,из кресла я следила, как она ненавязчиво и мастерски обхаживала ректора.
— Тарим, — назвала матушка его по имени и протянула хрустальный стакан с крепким напитком, — ваш соврен.
— Соврен у Доара отличный, но сегодня я, пожалуй, ограничусь ликарием, — заставив улыбку чистокровной эссы подувянуть, отказался он от угощения. — Ликарий из черной ягоды, налитый очаровательной эссой, просто божественең!
Фу. Как витиевато и безвкусно!
Матушка не спорила, потому что всю жизнь не переносила алкоголя. Для нее не имело никакой разницы — соврен, ликарий или вообще имбирный эль — любые напитки приводили к магическому срыву и обмораҗиванию собутыльников.
— Эсса Хилберт, не стесняйтесь предложить мне. — Доар бесцеремонно забрал стакан из рук ошарашенной тещи и немедленно сделал большой глоток.
Мы с матушкой натуральным образом остолбенели.
— Аделис, я помню твои правила. — Видимо, он решил, будто я волновалась из-за хмеля. — Всего один стакан.
Но, проклятье, какой!
— Крепись, дочь моя, — прошептала мама, проходя мимо,и ободряюще похлопала меня по плечу.
Поначалу все шло неплохо. Даже удачно. Но через полчаса Доар заерзал на диване, снял пиджак и ослабил узел галстука. Потом поднялся, неқоторое время пoмаячил по гостиной, словно не находя себе места. Глаза его блестели, на скулах появились лихорадочные пятна, и по всему складывалось впечатление, что оң захмелел с нескольких глотков крепкого алкоголя.
— Как вы себя чувствуете? — с непроницаемым видом спросила мама.
— Превосходно, эсса Хилберт, прекрасный вечер. Вам не кажется, что в комнате слишком натоплено? Может, окна откроем?
— Камин даже не зажжен, — сдержанно заметила я.
— И впрямь не горит, — растерянно потер затылок Доар. — Соврен возымел такой… неожиданный эффект.
По всей видимости, от забористых капель его страшно ломало. Он плюхнулся на диван и, резко закинув ногу на ногу, носом туфли едва не сбил графин с низенького столика. Хрусталь истерично зазвенел. В комнате воцарилось удивленное молчание.
— Извините, — через долгую паузу в тишине произнес Доар.
Он больше не участвовал в общей беседе. Плавил меня призывным взглядом, прикусывал палец и, в общем, вел себя не то чтобы развязано, но в воздухе ощущалось странное напряжение. Через некоторое время стало очевидным, что Доару неможeтся. Старшие посчитали, что пирушку пора заканчивать,и тихонечко удалились. Я запретила себе думать, разойдутся они по спальням или продолжат вечер.
Не сводя с меня потемневших глаз, Доар поднялся с дивана, приблизился к моему креслу и оперся руками о подлокотники.
— Эсса Хилберт, — голос звучал хрипловато, — вы сегодня очаровательны. И это платье…
— Что ты хочешь? — задала я «наиумнейший» вопрос, хотя прекрасно знала, какое именно снадобье плескалось в стакане с совреном.
— Кое-что… — Он выпрямился, повел плечами… и вдруг помахал руками, как крыльями мельницы. — Мне очень хочется на пробежку.
— Чего?
— Знаешь, — он потоптался,изображая бег на месте, — энергия бурлит. На месте усидеть не выходит. Как ты смотришь на пробежку?
— Выпей успокоительных капель, — мрачно посоветовала я и поднялась с кресла, полностью озадаченная.
Я-то полагала, что Доара снедала похоть и даже внутренне подобралась, а он жаждал на ночь заняться утренней разминкой. Ни одной пошленькой мыслишки. Что за странное возбуждающее снадобье прикупила мама? Вернее, что именно оно возбуждало у мужчин? Инстинкт атлета? Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться.
— Может, хоть по дому пройдемся? — предложил он.
— Спать! — приказала я.
Сумасшедший из Доара вышел послушный. Пока я величественно поднималась по лестнице на второй этаж, он бегал туда-сюда. На последней ступеньке вдруг споткнулся и едва не клюнул носом пол.
— Все хорошо! — объявил он, вскакивая на ноги.