Дочь Великого Петра - читать онлайн книгу. Автор: Николай Гейнце cтр.№ 136

Какое-то странное желание иметь около себя другое ей подобное существо охватывало все существо молодой девушки.

«Позвать Агашу!» — мелькнуло в ее уме, и рука уже было протянулась к сонетке, но княжна тотчас бессильно опустила ее.

«Нет, это не то! — пронеслось в ее голове. — Тем более что он может прийти каждую минуту».

Она взглянула на стоявшие на камине английские часы в перламутровом футляре с бронзовой отделкой.

Но вот до чуткого уха княжны Людмилы Васильевны долетел чуть слышный скрип отворяемой калитки.

«Он пришел!» — пронеслось в ее уме, и сердце так томительно сжалось, что она должна была вскочить с кушетки, на которой сидела, и несколько раз пройтись по комнате, чтобы успокоиться.

Для этой же цели она наклонилась к стоявшему на столике букету и еще несколько раз жадно вдохнула в себя его чудесный аромат. Это, казалось ей, ее успокоило. Она стояла возле столика с букетом и глядела на дверь, в которую должен был войти граф.

В коридоре уже слышались его осторожные, мягкие шаги. Эти шаги отзывались как-то непонятно чувствительно в сердце молодой девушки.

Дверь отворилась.

Граф Иосиф Янович Свянторжецкий появился на ее пороге.

— Однако вы заставляете себя ждать, граф, — встретила его деланно спокойным упреком княжна Людмила, но в голосе ее слышались сдавленные ноты, указывавшие на с трудом подавляемое волнение.

— Извините, княжна, я действительно несколько запоздал… Меня задержала обширная переписка, вызванная моим отъездом.

— Вы будете наказаны тем, что я прогоню вас раньше, чем обыкновенно, — сказала княжна, деланно улыбаясь.

— Это будет жестоко.

Граф смотрел на нее пытливым взглядом. От этого взгляда не укрылось ее с трудом скрываемое волнение, ее возбужденное состояние, придававшее такой соблазнительный блеск ее красоте. Чуть заметная улыбка скользнула по губам графа Иосифа Яновича.

«Подействовало, молодец патер Вацлав!» — мелькнуло в его голове.

Княжна Людмила Васильевна села на кушетку и молча указала графу на место рядом с собой. Граф сел.

— Нет, княжна, вы не будете так жестоки сегодня, чтобы прогнать меня скоро, я, напротив, хотел именно просить вас удлинить это свидание перед долгой разлукой. Оно будет для меня единственным светлым воспоминанием о Петербурге, когда я буду вдали от вас.

— Уж и единственным! — уронила княжна.

Странное дело. Прежде она бы тотчас остановила его при начале этого полупризнания, а теперь она чувствовала, что эти слова, в которые граф сумел вложить столько страсти, чудной мелодией звучали в ее ушах.

— Не правда ли, княжна, вы доставите мне эту радость? — продолжал граф, овладев ее рукой.

Она не отнимала у него этой руки. Ей было приятно это прикосновение. Какая-то теплота разливалась по всему ее телу. Она чувствовала сладкую истому.

Он подвинулся к ней ближе и наклонился к ее лицу, его горячее дыхание обожгло ее, но она не двинулась с места, как бы решившись отдаться всецело обаянию чудесных минут.

— Я люблю вас, верьте мне, я люблю вас безумно, страстно, — раздавался в ее ушах его страстный шепот.

Что-то властное потянуло ее к нему. Она инстинктивно прижалась к его груди и склонила свою голову к нему на плечо.

— Любишь, конечно, не мучь…

Он сильной рукой взял ее за талию, приподнял и посадил ее к себе на колени.

Она повиновалась как-то автоматически, а между тем ее дивные глаза метали пламя бушующей в ней страсти. Она жадно слушала слова любви и отвечала на них с какой-то неестественной, безумной лаской. Она была в его совершенной власти.

Вдруг в этот момент графу Свянторжецкому почудились шаги по коридору, но шаги удалявшиеся. Видимо, сам увлеченный вызванной им, хотя и искусственно, страстью молодой девушки, он не слыхал, когда эти шаги приблизились к двери балкона. Шаги смолкли, а молодая девушка продолжала обвивать его шею горячими руками. Ее пышущее огнем дыхание обдавало его и подымало все большую и большую бурю страсти в его сердце.

Они как бы замерли в объятиях друг друга. Их губы сливались в страстном, крепком, долгом поцелуе.

Вдруг княжна Людмила Васильевна затрепетала с головы до ног и как-то неестественно вытянулась. Ее руки продолжали обвивать его шею, но он уже не чувствовал их чудной теплоты. Голова ее откинулась назад.

На за минуту перед тем пылающих щеках появилась мертвенная бледность. Он еще продолжал сжимать ее в своих объятиях и со страстью целовать ее полумертвые губы, но…

Вдруг граф Иосиф Янович почувствовал, что молодая девушка холодеет в его объятиях и становится как-то неестественно тяжела. Он вздрогнул, поглядел ей в глаза и, в свою очередь, стал бледен как полотно. Он понял. Он находился в объятиях трупа. Княжна умерла.

Первые минуты он окаменел от охватившего его ужаса.

Только через продолжительный отрезок времени граф сумел возвратить себе самообладание.

Он с трудом разжал обвивавшие его шею уже похолодевшие руки, бережно уложил княжну на кушетку, положил ей на грудь букет из белых роз и, оборвав цветы, стоявшие в букетах и других вазах и корзинах, положительно усыпал ее ими.

Он делал это по заранее составленному им плану, так как приготовился встретить смерть молодой девушки, но несколько позже, когда она будет принадлежать ему.

Судьбе было угодно, чтобы она умерла за несколько минут ранее. Он слишком увеличил дозу чудодейственного снадобья патера Вацлава.

Он имел присутствие духа вынуть из кармана записку со словами: «Измена — смерть любви», вложил ее в уже похолодевшую правую руку молодой девушки и тогда только вышел, бросив на лежавшую последний взгляд. Этот взгляд выражал не сожаление, а лишь неудовлетворенное плотское чувство.

Он осторожно затворил дверь, ведущую из передней в сад, тщательно запер калитку и далеко швырнул от себя ключ. Все это граф проделал машинально, как бы в тумане.

Но напряжение нравственных и физических сил имеет свой конец. Едва он сделал несколько шагов по берегу Фонтанки, как вдруг ноги у него подкосились, он упал в сугроб снега и судорожно зарыдал.

Граф Иосиф Янович Свянторжецкий не помнил, сколько времени пролежал он ничком на снегу.

Он пришел в себя лишь у себя в кабинете. Все только что происшедшее и перечувствованное им восстало в его памяти. Холодный пот выступил у него на лбу, волосы поднялись дыбом. Он только теперь понял весь ужас совершенного им преступления.

Роковая страсть, которая в течение длительного времени преследовала его, исчезла. Объятия холодеющего трупа «самозванки-княжны» окончательно убили в нем всякие плотские желания, и его ум, освободившийся от гнета страсти, стал ясно сознавать все им совершенное. Он почувствовал сам к себе страшное чувство — чувство презрения.