– Ты моя последняя ученица. Думаю, справедливо будет отметить, что ты принесла мне больше всего проблем…
К чему он клонит и зачем вообще это все?
– …но, если забыть о случившемся, я уверен, что ты умная молодая женщина, в тебе есть страсть и вера в закон. Ты станешь хорошим адвокатом.
Ого!
– При условии, что больше не ввяжешься ни в какие интриги. Ты должна влиться в общество, Аманда. Не выделяйся слишком сильно, – добавляет он, глядя на мои пышные волосы. – Боюсь, из-за этого коллеги тебя не примут, особенно женщины. Ты и так нажила себе большого врага в лице Кларинды.
Эх, а все так хорошо начиналось.
Я ничего не говорю. Просто смотрю на Ричарда и как бы молча спрашиваю: «Вы что, серьезно?»
– Просто запомни. Ближе к делу: уверен, ты готова работать самостоятельно, так что иди и покажи им. Зови, если понадобится помощь.
Я киваю, не то чтобы в знак согласия, а лишь бы поскорее уйти. Вот он, Ричард Скайлар, понятия не имеет, как общаться с людьми, и не отдает себе отчета во времени.
Возвращаясь к своему столу, замечаю, что появился Марти. В записях конторского журнала я видела, что у него тоже на сегодня назначено слушание в мировом суде. Начиная с этого дня в ближайшие полгода все будут следить за нашими успехами особенно пристально, чтобы в итоге предложить должность кому-то одному. И я должна ее получить. Ученика, отвергнутого одной адвокатской конторой, не возьмут в другую – он недостаточно хорош, так что пусть валит обратно в общую кучу. Но я не позволю себе там оказаться. Особенно учитывая, что Марти – обманщик.
Не успела я сесть и пробежаться по записям для суда, как Марти встает из-за своего стола и с важным видом подходит ко мне. Точнее, пытается изобразить важный вид, как у Канье Уэста в клипе, однако больше смахивает на Рокки Бальбоа после десяти раундов с Аполло Кридом.
– Настал день расплаты, Мэнди.
Ну началось. Вот придурок.
– Чем я могу помочь тебе, Марти? Объяснить какой-то непонятный закон?
– Не-а, я и сам разобрался. Надеюсь, ты готова к следующим шести месяцам. Будет нелегко… для тебя. Может, пора отправить резюме в другую контору, что думаешь? Чтобы иметь запасной план. Или отсоси у пары старших работников – я слышал, ты в этом спец.
Я встаю, скрестив руки, чтобы посмотреть прямо в глаза наглому ублюдку.
– Знаешь, Марти, ты кое-что упустил в своем коварном плане. Ты либо невероятно умный, либо совсем тупой – и я бы поставила на второй вариант. Если ты хочешь получить должность, тебе нужно будет постараться. Постараться изо всех сил. То есть стать лучше меня. Пусть я не состою в «Команде плохих парней», не вожу их в стрип-клубы и не подхалимничаю – в конце концов, это ничего не значит. Важно то, как ты проявишь себя в суде. А в этом я тебя с легкостью обойду.
Мы прожигаем друг друга глазами. Ненависть между нами ощутима почти физически.
– Все хорошо? – слышится голос из входа в библиотеку.
ПРЕКРАСНО. Только этого не хватало.
– Да, Сид. Все отлично, дружище. Просто бедняжка Мэнди немного волнуется.
Я награждаю Марти злым взглядом, отворачиваюсь и сажусь на место. От чего там он меня отвлек? Вдруг кто-то шепчет на ухо:
– Не позволяй ему задеть себя. Ты выше этого.
Сид, и выглядит он поразительно сексуально в костюме-тройке. Идеально взъерошенные волосы придают ему сказочный вид.
– Первое самостоятельное выступление, – с тяжелым вздохом отзываюсь я.
– Знаю. Помощь нужна? Что за дело?
– Защита в мировом суде. Кража кур, – невозмутимо добавляю я.
– Ого. Как очаровательно. – Он улыбается. – Что ж, удачи. Пойду, пока секс-полиция не застукала нас за беседой.
Я не могу сдержать улыбку.
* * *
К девяти утра я перечитала все записи – голова уже кругом идет. Собираю вещи и направляюсь в суд. На выходе из конторы разные люди желают мне удачи. Заглядываю к секретарю и сообщаю: «Я пошла». Не хочется поднимать шум, но для «Афины» это большой день, вот я и подыгрываю из вежливости – как же, «детки» вступают во взрослую жизнь.
Утром понедельника в суде полно народу.
– Бен Норсон? – тихо спрашиваю я перед залом суда № 15.
Нет ответа.
– БЕН НОРСОН! – кричу я.
Ко мне подходит мужчина в зеленых брюках и коричневой майке. На носу у него огромные очки.
– Да?
– Я буду вашим барристером на сегодняшнем слушании. Рада знакомству, – бодрым голосом говорю я и протягиваю ему руку, стараясь при этом ничего не уронить.
Клиент смотрит на меня с подозрением.
– А, ясно. В письме говорилось, что назначили барристера, и я думал, пришлют мужчину. Мы можем где-нибудь все обсудить? Вы должны знать, что делаете.
* * *
Прошло пятнадцать минут, и мистер Норсон все еще продолжает давать мне указания в небольшой переговорной. Оказывается, все эти встречи с клиентами, которые мы репетировали на юридическом, далеки от реальной жизни. Люди не сидят на месте спокойно, пока ты задаешь заранее подготовленные вопросы. Нет. Это они заваливают тебя вопросами, в основном не относящимися к делу, просто трещат, как из пулемета, не давая времени ответить ИЛИ ДАЖЕ подумать.
– Когда я смогу дать показания? Можно обращаться с вопросами к судье? Сколько продлится слушание? Они ведь поверят мне, да? А ОНА должна что-нибудь говорить? Что станет с моими цыплятами?
– Ваша бывшая жена утверждает, что вы украли ее кур после развода, поэтому вас обвиняют в краже.
– Но я же не крал их! Это мои цыплята, МОИ!
Вот вам и вся прелесть работы барристера, дамы и господа.
* * *
Надо зайти к приставам и сообщить о своем прибытии.
– Я по делу Норсона, – говорю я серьезной и работоспособной на вид женщине, которая что-то калякает на планшете для бумаги.
– Вы солиситор или адвокат? – спрашивает она.
– Адвокат, – отвечаю я, стараясь скрыть улыбку.
Она поднимает голову и смотрит на меня, как бы сомневаясь в моих словах. Словно я выгляжу лет на одиннадцать и никого вообще не способна защитить.
– Меня зовут Дон. А это ваш обвинитель, мистер Брэдли.
Услышав свое имя, тот оборачивается.
– Доброе утро, – здороваюсь я.
В обычной ситуации было бы вежливо пожать руки, но по этикету, хоть и звучит глупо, барристеры не жмут руку другим выступающим в суде. Мистеру Брэдли лет пятьдесят, на нем костюм-тройка, из нагрудного кармана торчит маленький розовый платок.
– Вы очень молоды. На стажировке? – интересуется он тоном, который некоторым (то есть мне) показался бы снисходительным.