Огненная дева - читать онлайн книгу. Автор: Дженнифер МакМахон cтр.№ 8

– Эй, Огненная Дева! – кричат они. – Ты дома?

Она не знает, как долго они приходят к ней. Она даже не знает точно, как долго она живет во Дворце. Четыре месяца? Может быть, уже полгода? Она стала жить здесь после того, как умерла мама, сразу же после того, как сошлась с Гермесом. Она просит Надежду рассказать ей, но кукла не в ладах со временем. Когда папа только сделал ее, она умела петь, но в какой-то момент утратила эту способность. Некко до сих пор помнит ее забавный высокий голосок, напевающий «Баю-бай, крошка».

У Надежды тогда было другое имя. Но это имя осталось позади, как и старое имя Некко. Она постаралась все забыть.

Дворец представляет собой ржавый «Понтиак» без покрышек, брошенный на пустыре. Раньше тут был кирпичный дом, типография со старым печатным прессом, но от дома остался лишь кусок выкрошенной стены высотой не более шести футов, увитой плющом. Участок зарос кустами сумаха, пасленом, цикорием, тысячелистником и молочаем: природа отвоевывала то, что было отобрано у нее. Здесь годами сваливали всякий хлам, и к кучам кирпичей и гнилых досок прибавились посудомойка и сушилка, бак для мазута с пулевыми пробоинами, сломанная магазинная тележка, старые покрышки и ржавые пружинные матрасы. Теперь все это обеспечивает превосходное укрытие, и «Понтиак» сливается с пейзажем, как еще одна выброшенная и загубленная вещь.

Некко находит среди хлама и другие предметы: маленькие металлические буквы, шестеренки от механизмов. Она хранит эти вещи и складывает их отдельно. Они напоминают об отце и о его мастерской, полной разных приспособлений и механизмов. Она приходила к нему и часами сидела на табурете, наблюдая, как он работает над своими изобретениями, и передавая инструменты с чудесными названиями, вроде разводного ключа или круглогубцев. Она заводила его зверушек, смотрела, как они ходят и парят, тщательно проверяла их в поисках тайников, где иногда скрывались сюрпризы: шарики жевательной резинки, круглые вишневые леденцы, искристые мятные конфеты. Она поддерживала огонь в его кузнице и смотрела, как отец гнет и формует горячий металл, словно речную глину. Отец носил кожаный фартук и насвистывал за работой. В основном старые джазовые композиции.

– Огненная Дева, Огненная Дева! – кричат мальчишки, распевая импровизированную песенку, обходят кирпичную стену и зигзагами пробираются через кучи хлама. Они суют голову в ее парадную дверь, которая на самом деле представляет собой выбитое ветровое стекло, закрытое ветхой занавеской. Такие занавески были в старых фургонах с маленькими ковбоями и лошадьми. Проснись и пой.

На приборной панели находится часть постоянно растущей коллекции сокровищ: крошечный птичий череп, шестеренки и буквы от печатного пресса, донышко бутылки, которым Некко иногда пользуется как увеличительным стеклом для разжигания огня, и мотоциклетные очки, полученные от Гермеса.

– Покажи нам, Огненная Дева, – велит один из мальчиков. Новые школьники приходят постоянно, и она ждет в «Понтиаке», как королева на троне. Но она ничего не показывает бесплатно, нет. Мальчишки знают это и приносят подарки: серебряные монеты, мятые доллары, украшения со сломанными застежками, сладости и шелковые шарфы, украденные у матерей. Гермес говорит, что она должна брать деньги, но ей нравятся эти маленькие подарки. Больше всего она любит сладости: минеральную тянучку, шоколадные батончики с ореховыми хлопьями, красные и белые мятные конфеты, которые тают на языке и похожи на рождественское утро. Она редко говорит с ними, поэтому они не знают ее любимые сладости. Вафельные трубочки и круглые вафли «Некко». Это было ее любимое угощение, когда она росла, еще до Потопа. Потом, когда она пропиталась речной водой и выкашливала ее из легких, как русалка, которая учится дышать воздухом, мама спросила ее, хочет ли она чего-нибудь, – вообще, что угодно, – и она ответила, что хочет эти вафли. Тогда мама засмеялась, громко и облегченно, и стала называть ее Некко.

Сегодня мальчишки привели девочку, что довольно странно и меняет общее впечатление от раннего вечера. Девочки обычно не приходят; они слишком боятся переходить улицу, боятся обжечься или порезаться, боятся, что их поймают монахини со злыми лицами.

Новая девочка сама по себе странная: очень высокая и худая, с грязными светлыми волосами и красной помадой на губах. Она выглядит старше, чем яркоглазые мальчики, которые толпятся вокруг нее, и опытнее. Вокруг шеи, над тусклой школьной униформой из белой рубашки, синего блейзера и красного галстука, она носит багряный вязаный шарф, слишком теплый для такой погоды и контрастирующий с цветами школы. Вместо черных лаковых туфель «Мэри Джейн», какие носят другие девочки, на ней поношенные туфли «Док Мартенс» с пушистыми полосатыми гетрами земляного оттенка. Ее длинные пальцы запачканы краской и чернилами, ногти короткие и неровные. Это руки художницы – руки, которые напоминают Некко о матери, когда та выходила из своей художественной студии. Новая девочка кладет руки на капот «Понтиака» и барабанит пальцами с таким видом, словно могла бы найти им лучшее применение. Мальчики собираются вокруг и наставляют ее.

– Дай ей подарочек, и она покажет тебе, – говорит мальчик, ближайший к ней – один из старших, которого Некко презирает за его нахальную уверенность. Его зовут Люк.

– Не позволяй ей прикасаться к тебе, – добавляет веснушчатый мальчик. – Она может стрелять огнем из-под ногтей.

Некко улыбается и вытягивает руки, напоказ похрустывая косточками.

– Она больше всего любит сласти, – говорит другой. – Все сладкое.

– Не знаю, что у меня есть, – говорит девочка и снимает свой школьный ранец – вещмешок из армейской зеленой ткани с мультяшными надписями «Сомневайтесь во власти», «Нормальные люди пугают меня» и «Я жду зомби-апокалипсиса». Она начинает искать и кладет мешок на капот автомобиля, чтобы порыться там обеими руками.

Наконец она достает старенькую коробочку «Good & Plentys» с бело-розовыми конфетами, которые перекатываются внутри, словно таблетки.

– Там осталось немного, но можешь забрать себе, – говорит она и бросает коробочку в направлении Некко. – Подожди, – добавляет девочка. – Вот. – И она снова роется в мешке, прежде чем достать две розовые вязальные спицы и клубок алой пряжи цвета ее шарфа. Какое-то мгновение девочка медлит, прежде чем передать их.

– Это лучшее, что у меня есть, – говорит она.

Некко с радостью принимает спицы и пряжу. Они напоминают ей о чем-то, происходившем задолго до Потопа: мать сидит в углу у камина и вяжет длинный, узловатый шарф. Успокаивающее клик-клик вязальных спиц. Волосы матери аккуратно причесаны и собраны в косу и не похожи на спутанную рыжую массу, в которую они превратились после Потопа.

Там был Эррол. Он сидел у маминых ног, перемешивал колоду карт, улыбался маме и дразнил ее, дергая за конец пряжи, словно шаловливый котенок.

– Я тоже хочу шарф, – сказал он. – Хочу такой же, как у малышки Э. Или свяжи такой длинный, чтобы мы с ней могли вместе обернуть шею. Тогда мы будем похожи на близнецов, которые рождаются прикрепленными друг к другу.