Алексей ошарашено замотал головой, пытаясь вытряхнуть из волос хлопья сажи, и обиженно подумал, что он в этом мире всего два дня, а уже второй человек его щенком обзывает. Покосился на сердитого колдуна и решил: подписку о неразглашении он Сен-Жермену не давал, а без помощи ему никак не обойтись. Старик, вряд ли, его историю кому-нибудь расскажет, а если и расскажет, так ему все равно не поверят.
— Ну, хорошо, — вздохнул молодой человек, — слушай. Только вот не знаю, поверишь ли?
И Алексей поведал старику о том, что появился он из будущего, где по неосторожности испортил ценный и древний артефакт, для восстановления которого нужна одна книга. Хранится она в библиотеке царя Ивана Грозного, спрятанной, по слухам, где-то в подвалах Кремля. Вот за этой-то книгой и послал Алексея его учитель — чародей. Только как найти ту библиотеку — ее еще Либерией называют — неизвестно. Еще рассказал, какая беда с ним случилась в гостях у старосты, и как мыкался он по лесу в волчьей шкуре, пока на избушку колдуна не наткнулся. О девушке, правда, не рассказал, так как сомневался в ее реальности.
Говорить было тяжело. Колючий взгляд колдуна вызывал страх, от которого путались мысли, а слова с трудом складывались в осмысленные предложения. Казалось, будто мохнатый паук, копошился в голове холодными, колючими лапками Отвратительные ощущения заставляли Алексея ежиться и вздрагивать. «Телепат доморощенный!» — подумал он, разозлившись, и представил, как отрывает мерзкому пауку лапки, а затем давит тварь, размазывая каблуком по полу.
Колдун дернулся, сморщился как от зубной боли, и неприятные ощущения исчезли. Алексей с тревогой посмотрел на старика, ожидая очередной вспышки гнева, но тот, напротив, одобрительно хмыкнул, улыбнулся и кивнул головой — продолжай, мол, я слушаю.
Когда Алексей закончил, колдун, удивленно покачав головой, проворчал:
— Да… В твой рассказ, поверить трудно, но ты говоришь правду. По крайней мере, как сам ее понимаешь. То, что Лапша с тобой учинил, удивления у меня не вызывает. Поганый человечишка, за медный грош мать родную удавит, что уж тут о чужом человеке говорить. Да и кто другой черным монастырским воронам служить будет? А вот остальное… Дивную историю ты мне поведал. Сколько лет на свете живу, а не слыхивал, чтобы кто-то из будущего в прошлое как из села в село ходил. Ведь его будущего-то и нет еще… Какое сотворим, то и станется. — Старик с удивлением покачал головой, оглаживая бороду. — Да еще книжницу
[4] эту сокрытую в Кремле ищешь… Нда… Ну, об этом мы опосля поговорим. Сперва надо выручить тебя из беды, в которую из-за меня да по собственной глупости попал. Но это уж ночью, а сейчас отдыхай, мне вон печь надо истопить, со вчерашнего дня не топлена — стужа в избе.
Старик поднялся и направился к печке, буркнув через плечо:
— Меня Чурилой кличут. Имен этих крещеных не признаю, да и сам крещением не испоганенный.
В доме, действительно, было холодно. Алексей, поджав босые ноги и пуская клубы пара изо рта, съежился на лавке. Был бы человеком, наверное, уже воспаление легких заработал. «Хотя, — грустно подумал парень, — человека здесь бы и не было. Сидел бы сейчас у теплой батареи и мотался по социальным сетям, или на лекции дремал. — Посмотрел на колдуна, суетящегося у печки. — А дедок-то совсем не прост, мутный дедок. Но в помощи не отказал — и на том спасибо. Добуду свое имущество, ручкой помашу — и в стольный град Москву. И так уже сутки потерял». Затем, вспомнив лесную незнакомку, окликнул колдуна:
— Слышь, Чурила, а здесь какая-нибудь девушка живет?
Старик повернулся, недоуменно вскинул брови и посмотрел на Алексея как на ненормального.
— Где это «здесь»?
— Ну… с тобой, в избушке.
— Тебя, и верно, по голове сильно стукнули. Какие девушки? Я и в молодости до девок не больно охоч был — волхование, знаешь ли, требует себя в чистоте блюсти, да силу для чародейства хранить, а не на баб тратить. А теперь мне и вовсе эти вертихвостки без надобности.
— Странно… — пробормотал молодой человек, — неужели, и в самом деле, почудилось?
Колдун, тем временем, запалил бересту и сунул ее в печь. Дрова занялись сразу, жаркое пламя заплясало на березовых поленьях, из устья потянулся шлейф густого дыма, заклубился вокруг старика и потек в прорубленные под самой крышей волоковые оконца. Но тяга была плохая, и серая, пахучая мгла расползлась по избушке. Алексей закашлялся, от едкого дыма запершило в горле, и градом потекли слезы.
Чурила весело хохотнул, вытерев вспотевший лоб.
— Что, волчара, не нравится? Али у вас там, в будущем по иному печи топят? Поди, все с трубами себе понаделали? Так от них толку мало, весь жар в трубу-то вылетает, в избе ничего и не остается. Нет уж, дымных горестей не изведав, тепла не видать. А ты поди на двор, коль совсем невмоготу. Там в сенях чоботы
[5], да кожушок накинешь.
Алексей, кашляя и протирая глаза, выскочил из горницы, сунул ноги в разношенные кожаные полусапожки, схватил тулуп и вышел на улицу. Обжигающе холодный воздух ворвался в легкие, прочищая их от дымной гари. Было холодно и тихо, казалось, что все звуки замерзли и осели пушистым инеем на еловых лапах, на кустах рябины и орешника. Даже черепа на кольях сверкали морозным серебром.
После полумрака закопченной избы от сияния ослепительно белого снега и чистого воздуха закружилась голова. А может, просто от усталости — последние сутки были тяжелыми и насыщенными разнообразными событиями. Разлапистые ели, окружавшие поляну, подернулись туманной дымкой, картинка «поехала», а затем снова встала на место. Только теперь у ближайшей елки появилась девушка в длинном зеленом платье и меховой безрукавке.
Алексей вздрогнул от неожиданности, побежал по тропинке к лесу, выскочил за ограду и остановился в нерешительности.
— Ну, здравствуй, волчонок! — голос у незнакомки был похож на журчание весеннего ручейка, а в зеленых глазах плясали озорные искорки.
Молодой человек заворожено смотрел на лесную гостью, любуясь стройной фигуркой и рыжей гривой рассыпавшихся по плечам волос. Внезапно стало жарко, словно в летний полдень, запахло нагретой на солнце сосновой хвоей и земляникой. Вдохнув этот сладкий, хмельной запах, Алексей пошел к девушке, но через несколько шагов провалился в снег чуть не по пояс и забарахтался, пытаясь выбраться. Растоптанный сапог свалился, застряв в сугробе, и Алексей, чертыхаясь и поджимая голую ногу, стал его вытаскивать. Когда он, наконец, освободил обувку и поднял голову, девушки уже не было.