Она вздохнула:
— Ну вот. Теперь я чувствую себя человеком.
Хейзел накрыла ладонью руку профессора Стэплтона и улыбнулась. Мне хотелось схватить ее за плечи и буквально вытрясти из нее новости.
Виола метнула на нас быстрый взгляд, затем откашлялась и заговорила:
— Что сказал доктор?
Благослови тебя Господь, Виола!
Хейзел прикрыла глаза, затем посмотрела на меня.
— Доктор Джонас очень нам помог. Он сказал, что специальные очки позволят Лили Бет избавиться от косоглазия.
— Очки. — Я сделала глубокий вдох. — Сколько они стоят?
— Денег, которые дал нам доктор Лоусон, хватило с лихвой.
Она сунула руку в сумочку, вынула оттуда маленькие детские очки — круглые линзы в крошечной проволочной оправе — и протянула их мне. Дужки аккуратно загибались на концах, чтобы плотно сидеть на эльфийских ушках Лили Бет.
— Теперь главное — следить, чтобы она их носила. Мы обе очень устали с дороги, поэтому я не стала мучить ее прямо сейчас.
Я встретилась глазами с Виолой, надеясь, что она поняла, что отныне ее задача следить за здоровьем Лили Бет. Придется все-таки еще раз с ней поговорить.
— Нужно ли нам будет снова ехать в Филадельфию?
Хейзел отрицательно покачала головой:
— Нет. Я привезла письмо для доктора Лоусона. Он сам сможет оценивать состояние девочки.
Я закрыла глаза и вознесла сердечную благодарность Господу.
— Это замечательная новость. И сколько времени нам потребуется, чтобы вылечить косоглазие?
— Доктор Джонас не назвал точные сроки. Это займет от нескольких месяцев до года.
Я почувствовала, как кровь отлила от моего лица. Несколько месяцев. Год. Если миссис Эшворт вернется за дочерью, разве мы сможем доверить ей Лили Бет? Разве она будет следить за тем, чтобы ребенок носил очки? Разумеется, если бы ее волновала судьба дочери, то тогда, конечно, она постаралась бы помочь Лили Бет излечиться от косоглазия. Но по некоторым причинам миссис Эшворт не производила на меня впечатления женщины, которая будет заботиться о благополучии собственного ребенка.
— Что с тобой? — спросила Хейзел, перед тем как в очередной раз зевнуть.
— Не знаю. Я… — начала я и замолчала.
Никто не видел того, что видела я в тот день. Никто не мог понять моего страха за то, какой будет судьба Лили Бет, если за ней вернется мать.
Хейзел встала, прощаясь. Профессор Стэплтон вскочил следом за ней.
— Спасибо! — Я обняла Хейзел. — Я знаю, что тебе было сложно совершить эту поездку, и очень ценю помощь, которую ты оказала нам с Лили Бет.
Хейзел пожала мне руку:
— Ты же знаешь, что я готова на все ради этих детей, даже если и приняла решение посвятить себя другому дому. — И она прижалась щекой к моей щеке, а затем послала долгий и нежный взгляд своему суженому.
Мне пришлось отвернуться, чтобы не нарушать эту интимную минуту. Если бы только я не видела блестящих глаз Виолы, положившей подбородок на руки…
ГЛАВА 19
В ту ночь мне приснился нежный, долгий, чистый взгляд, которым обменялись профессор Стэплтон и Хейзел, но в дымке сновидения их лица сменились лицами Блэйна и Виолы. Борясь с туманом, я то попадала в мир, которым правила миссис Эшворт со своими бегающими глазами, то встречалась с надменным взглядом Миранды. Я искала крошечные очки Лили Бет, чтобы заставить все эти глаза исчезнуть. Но очки постоянно терялись, я все никак не могла до них добраться. Я звала на помощь — сначала Эрла, затем Картера. Потом я споткнулась и упала с какой-то высокой скалы.
И проснулась. Моргая в полутьме, я посмотрела в потолок. Сделала глубокий вдох. Мне нужно было очистить мысли, роившиеся у меня в голове. Мне нужно было найти какое-то занятие, которое поглощало бы все мое внимание, не оставляя времени на размышления. Я сползла с кровати, встала у окна, обхватив себя руками, и стала смотреть, как рождается новый день.
Мое внимание привлекли кусты гортензии, которые росли на заднем дворе. Они выглядели такими жалкими. Пучки голых ветвей тоскливо торчали из сухой промерзшей земли. Когда потеплеет, на них зазеленеют первые листочки. К июню на ветвях появятся огромные шары ярких бутонов.
Но Блэйн говорил, что гортензиям нужно избегать открытого солнечного света, а большой дуб, в тени которого они росли, погиб от удара молнии прошлой осенью, и теперь кустам грозило палящее солнце. Я могла заняться этим сейчас — выкопать их и посадить возле парадного входа, где все, кто проходил мимо, могли бы насладиться их красотой и великолепием, где их яркие цветы радовали бы каждого, кто переступал порог нашего дома.
Сегодня эти растения нуждались в моей помощи, как Лили Бет и остальные дети. И я поняла, что это именно то занятие, которое поможет мне отвлечься и скоротать время. Надев старую юбку и английскую блузку, я позаимствовала фартук у миссис Фор и направилась к сараю, находившемуся за домом.
Покосившаяся от времени дверь жалобно заскрипела, едва я к ней прикоснулась. Клубы пыли взвились в темном, сыром воздухе. В кладовой у стены аккуратно в ряд стояли грабли и мотыги, а инструменты поменьше были сложены в ведра под грязным, отсыревшим столом.
Я взяла секатор с длинными лезвиями, лопату, секатор с короткой ручкой и сложила все это в тачку. Толкая перед собой громоздкую тачку, я направилась к задней ограде.
Пока я подрезала ветви, поднимавшееся солнце озарило двор и согрело землю. Я осторожно отсекала сухие концы. Сверху. Снизу. Здесь. Вон там. И так до тех пор, пока каждый куст не обрел четкую форму куба. Детский смех и веселая кутерьма, отголоски которых доносились из дома, сладкой музыкой сопровождали мою работу.
— Сэди? — выглянула из-за угла Виола.
— Я здесь, — отозвалась я, отложила секатор и вытерла лоб рукавом.
Хорошо, что она пришла. Мне как раз нужна была помощь, чтобы выкопать кусты.
— О, как хорошо, что я тебя нашла! Мне нужно… — Виола сделала паузу. — Я не знала, что ты занимаешься садоводством.
Я выпрямила спину, потянулась и повертела головой, чтобы размять затекшие мышцы шеи.
— Я решила, что гортензии будут смотреться лучше возле парадного входа. Там они украсят здание.
— Хм. — Виола покачала головой и поджала губы. — А не лучше ли позволить гортензии расти свободно? Не обрезая веток?
Я отряхнула грязь с рук, избегая ее вопросительного взгляда.
— Мне кажется, этого не стоит делать. Зачем? — И я сложила секаторы обратно в тачку.
Виола наморщила свой дерзкий курносый нос:
— Просто моя бабушка никогда не разрешила бы мне хозяйничать возле ее гортензий. Она говорила, что если их подрезать, они перестанут цвести.