Если ты снова станешь тем, первым человеком, боль утихнет. В молодости ты делал то, что нужно. И тогда ты был сильнее.
Он зарычал, закружился и отшвырнул плащ в сторону, ища голос, который произнес эти слова. Его охранники попятились, крепко сжимая копья. Застигнутые врасплох жители Веденара поспешили прочь от Далинара.
Это и есть лидерство? Плакать каждую ночь? Дрожать и трепетать? Это действия ребенка, а не мужчины!
– Оставь меня в покое!
Дай мне свою боль!
Далинар посмотрел в небо и испустил хриплый вопль. Он побежал по улицам, больше не заботясь о том, что подумают люди. Ему надо убраться подальше от этого города.
Вот. Ступеньки к Клятвенным вратам. Жители города когда-то разбили на платформе сад, но теперь ее расчистили. Забыв про длинную рампу, Далинар поднялся по лестнице, переступая через ступеньки, черпая выносливость в буресвете.
Наверху он обнаружил группу охранников в холиновском синем, которые стояли с Навани и несколькими письмоводительницами. Она тут же подошла к нему.
– Далинар, я пыталась заставить его уйти, но он настойчив. Я не знаю, чего он хочет.
– Он? – переспросил Далинар, тяжело дыша после того, как почти бежал.
Навани жестом указала на письмоводительниц. Далинар впервые заметил среди них ревнителей с короткой бородой. Но что это за голубые одежды? Кто они такие?
«Преподобные, – понял он. – Из Святого анклава в Валате». Формально Далинар сам возглавлял воринскую религию, но на практике церковной доктриной руководили преподобные. Они несли посохи, изукрашенные самосветами – более богато, чем он ожидал. Разве от большей части этой роскоши не избавились после падения Иерократии?
– Далинар Холин! – провозгласил один из них, выступая вперед. Он был молод для главы ревнительства – может, сорок с небольшим. В его короткой бороде виднелось несколько седых прядей.
– Это я, – ответил Далинар, стряхивая руку Навани со своего плеча. – Если ты хочешь говорить со мной, нам следует перейти в более уединенное место и…
– Далинар Холин, – заговорил ревнитель, повысив голос. – Совет преподобных объявляет тебя еретиком. Мы не можем мириться с твоими утверждениями, что Всемогущий – не Бог. Настоящим отлучаем тебя от церкви и провозглашаем анафему.
– Вы не имеете права…
– Мы имеем полное право! Ревнители должны следить за тем, чтобы светлоглазые хорошо управляли подданными. Это по-прежнему наш долг, как о нем говорится в Заветах Теократии, засвидетельствованных веками! Ты действительно думал, что мы будем игнорировать то, что ты проповедуешь?
Далинар стиснул зубы, когда глупый ревнитель начал перечислять его еретические поступки один за другим, требуя, чтобы он их отрицал. Преподобный шагнул вперед, достаточно близко, чтобы Далинар почувствовал запах изо рта.
Азарт всколыхнулся, предчувствуя драку. Предчувствуя кровь.
«Я убью его, – понял Далинар. – Надо уйти, иначе я действительно убью этого человека». Это было ясно, как день.
И он сбежал.
Он бросился в контрольное здание Клятвенных врат, охваченный неистовым желанием скрыться. Кинулся к замку и только потом вспомнил, что у него нет осколочного клинка, который мог бы управлять этим устройством.
Далинар, – пророкотал Буреотец. – Что-то не так. Я этого не вижу, оно скрыто от меня. Что ты чувствуешь?
– Я должен уйти.
Я не стану для тебя мечом. Мы говорили об этом.
Далинар зарычал. Он чувствовал то, к чему мог прикоснуться, что-то за пределами мест. Сила, которая связывала миры вместе. Его силу.
Подожди, – взмолился Буреотец. – Это неправильно!
Далинар проигнорировал его и потянулся к силе. Что-то ярко-белое проявилось в его руке, и он воткнул это в замочную скважину.
Буреотец издал стон, похожий на гром.
Тем не менее сила заставила Клятвенные врата работать. Пока охранники снаружи звали его по имени, Далинар повернул циферблат, настроив перенос только маленького здания, а не всей платформы, и толкнул рукоять меча вдоль наружной стены комнаты, используя силу.
Вокруг конструкции вспыхнуло кольцо света, а через дверные проемы полился холодный ветер. Далинар, шатаясь, вывалился на платформу перед Уритиру. Буреотец отстранился от него, не разрушив связь, но лишив своей милости.
На освободившееся место хлынул Азарт. Даже на таком расстоянии. Бури! Он не смог избавиться от него.
Далинар, ты не можешь убежать от себя, – произнес голос Эви в его голове. – Вот кто ты такой. Прими это.
Он не мог убежать. Бури… он не мог убежать.
«Кровь моих отцов! Прошу. Умоляю, помоги мне!»
Но… кому он молился?
Он сошел с платформы нетвердым шагом, словно одурманенный, не обращая внимания на вопросы солдат и письмоводительниц, добрался до своей комнаты, все сильнее чувствуя отчаяние оттого, что не выходит отыскать способ – какой угодно! – спрятаться от осуждающего голоса мертвой жены.
В своей комнате Черный Шип снял с полки книгу, переплетенную в свиную кожу, с плотной бумагой. Он держал «Путь королей», как если бы это был талисман, способный отогнать боль.
Не помогло. Когда-то эта книга спасла его, но теперь она оказалась бесполезной. Он даже не мог прочитать, что в ней написано!
Отшвырнув книгу, Далинар кинулся прочь из комнаты. Сам не понимая, что делает, ринулся в покои Адолина и все там перевернул. Так или иначе, нашел то, на что надеялся: бутылку вина, припасенную для особого случая. Фиолетового, очень крепкого.
Путь третьего человека, которым он был. Стыд, разочарование и дни, проведенные в тумане. Страшное время. Время, когда Далинар поступился частью души, чтобы забыть.
Но буря свидетельница, либо так, либо начать убивать снова. Он поднес бутылку к губам.
101
Мертвые глаза
Милач очень похож на Нергаула, хотя вместо того, чтобы внушать боевую ярость, он, предположительно, насылает видения о будущем. В этом предания и богословие совпадают. Видение будущего берет свое начало от Несотворенных, то есть исходит от врага.
Из «Мифики» Хесси, с. 143
Адолин одернул куртку. Капитан Ико одолжил ему каюту на пару часов.
Куртка оказалась слишком короткой, хотя была самой большой из всех, что нашлись у спрена. Адолин отрезал брюки прямо под коленями, затем заправил штанины в свои длинные носки и высокие сапоги. Он закатал рукава, чтобы соответствовали задуманному образу, и вышло нечто в старом тайленском стиле. Только куртка выглядела мешковатой.