Пуля для карателя - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тамоников cтр.№ 10

Ломакин перестал отвечать, не реагировал на обидные тычки и лишь злобно пыхтел. Его прогнали темными, уже зачищенными дворами, вывели на дорогу, где стояла автоколонна. Большинство домов на этой улице было разрушено. У зачехленных грузовиков сновали тени солдат. Из темноты доносились одиночные выстрелы, кто-то смеялся, с надрывом верещала женщина. Несколько карателей за ноги вытаскивали из развалин тела, бросали у обочин. В основном женщин — некоторые еще стонали, но выстрелы мгновенно обрывали стоны и мольбы о пощаде…

Ломакина подтолкнули к машине, он самостоятельно и весьма проворно забрался в кузов. Машина была пустая, только на полу поблескивала лужа засохшей крови. Пахло, как в покойницкой провинциального морга, куда давно не завозили хлороформ. «Сидеть и не шевелиться», — предупредил охранник, оставшийся снаружи. Остальные ушли договариваться. Вопросы здесь решались сумбурно и долго. Ломакин тяжело дышал, трещала голова. Яростно чесалась спина, но он не мог ничем себе помочь — руки были связаны ремнем в запястьях. Снаружи потрескивали выстрелы, что-то падало в руинах, перекликались каратели, которые перед выходом на дело, похоже, приняли на грудь. Ломакин терпел — еще и не такое приходилось терпеть. О том, как собственноручно расстрелял членов своей группы, он не думал — обычный эпизод в бесконечной кровавой бойне. Кто свои, кто чужие — все смешалось и стало незначительным. Идеологические установки его мало трогали. Убивать приходилось и чужих, и своих — всякое случалось на войне. Тот же патрульный на разбитой набережной — пришлось убить, чтобы не выдать себя раньше времени. Закричи, что он из абвера, — тупость несусветная. Патрульным до лампочки, а свои бы точно прибили — у Замятина с Ложкиным отличная боевая подготовка. Была…

Вопросы, к пущей радости, видимо, решили. В кузов забрались два плечистых гаврика, приказали пересесть дальше, к кабине, сами развалились у края. В кабину прыгнул водитель, завел мотор. Охранники опустили полог, закурили вонючие немецкие сигареты «Oberst». Машина рывками разворачивалась, наезжала на какие-то препятствия, шофер матерился с густым украинским акцентом — водительского мастерства ему явно не хватало. Дальше была дорога. Несколько минут по прямой, при этом рессоры с подвесками подвергались нешуточным испытаниям, потом сворачивали в узкие переулки, снова выезжали на прямую дорогу. Проезжая часть расширилась за счет трамвайных рельсов. Снова проулки, сполохи пожаров. Район был безопасный — противников режима уничтожили или вытеснили. Дважды патрульные проверяли документы, разрешали проезд. Заскрежетали стальные ворота, машина въехала во двор. Здешние обитатели говорили по-немецки и никак не могли взять в толк, за каким дьяволом сюда пожаловали эти гости из «Дирлевангера»? Каратели что-то объясняли на ломаном немецком, тыкали пальцами в задержанного. Это было огороженное высоким забором здание «тюремного типа» где-то в недрах центра Варшавы. Периметр охраняли солдаты Ваффен-СС. Ломакину приказали выгружаться. Он вылез, выворачивая руки, и с трудом устоял, когда спрыгнул. Охранник прижал его к стене. Второй куда-то уволокся. Несколько минут пришлось наслаждаться местными видами. Кирпичная ограда с колючей проволокой, провода с изоляторами, охранные вышки по углам периметра. Просторный двор, мощенный булыжником, трехэтажное здание из красного кирпича — монументальное, старое, покрытое маскировочной сеткой, которая свешивалась с крыши. На окнах решетки, несколько подъездов. Грузовики в дальнем углу, силуэты часовых. Улица Войковская, сообразил Ломакин, район Трибор. Здесь раньше находилась тюрьма жандармерии и тайной полиции рейха. Во дворе зловещего здания постоянно кого-то расстреливали, тела увозили грузовые машины со специальными прицепами. Здесь и нынче тюрьма, черт возьми!

— Эй, служивый, здесь не штаб 9-й армии? — проворчал он.

— Отвали! — буркнул охранник. — Радуйся, что хоть сюда привезли, а не шлепнули по дороге.

Из крайнего подъезда автоматчики выгнали мужчин в партикулярном платье. Они мялись посреди двора, зябко поводили плечами. Место действия освещал прожектор. Обычные гражданские, не первой свежести, небритые, изнуренные. Их прикладами загоняли в нишу между подъездами. Люди не сопротивлялись, им было все равно. По команде все шестеро встали лицом к стене. Гавкнул офицер, расстрельная команда вскинула карабины. Нестройный залп — и пятеро упали, а шестому пуля не досталась. К нему подошел офицер и выстрелил в затылок из пистолета. Потом произвел еще один выстрел — шевелился кто-то из расстрелянных. Солдаты забросили карабины за спины и удалились за угол. Офицер, упрятав пистолет в кобуру, потащился за ними — досыпать. Из-за угла появилась подвода, запряженная лошадьми. Видимо, с горючим у рейха стало совсем тяжело. Какие-то люди, возможно, те же заключенные, чей час еще не пришел, затаскивали тела на подводы. Мертвых убирали оперативно, чистоплотные немцы не любили заразу. От крайнего левого подъезда донесся окрик. Встрепенулся страж Ломакина, стал подталкивать его в спину. Ломакин нервничал. Не такой представлялась ему встреча с «кураторами». У русских научились бардаку и волоките? Навстречу вышел офицер — в небольшом звании, но все равно офицер! Каста, элита, порода! Охранник бегло заговорил, путая русские и немецкие слова. Офицер нетерпеливо поморщился — ему явно было не до этого. Задержанного толкнули в спину, направляя к лестнице. «Наверх!» — бросил конвоир. Это крыло освещалось крайне скудно, он на лестнице чуть ноги не переломал! Второй этаж, узкий «аппендикс», крохотная «одиночка»… Жизнь научила терпению. Ломакин скрипел зубами, но молчал. Только перед тем, как развязали руки и втолкнули в камеру, произнес заготовленную сакральную фразу:

— Я — сотрудник германской разведки, имею срочное сообщение для полковника Ритхофена и майора Гайдриха. Пусть прибудут за мной или кого-нибудь пришлют. Я больше года находился на задании в русском тылу.

Конвоир что-то буркнул — дескать, не мое собачье дело, и дверь захлопнулась.

Давили стены. Нары узкие, жесткие, из белья — соломенный матрас и облезлая подушка. Узкое окно с массивными прутьями решетки — оно выходило в нишу, залитую кровью, просто замечательно! Благодетели, чтоб вас! Блеклый свет от прожектора озарял булыжные плиты, дальнюю ограду из толстой кирпичной кладки, кусок сторожевой вышки. Охранники, позвякивая амуницией, шатались по двору. Ломакину становилось не по себе. Что за хрень? Или все нормально? Не станут все службы срываться с места, если каждый подозрительный тип будет объявлять себя сотрудником разведки. Им больше нечем заняться, когда все вокруг горит огнем, в Варшаве пылает восстание, в ворота стучится Красная армия, а в рейхе — ни людских, ни материальных резервов, и скоро все обрушится к той самой чертовой матери? К военной разведке у руководства рейха больше нет доверия. После мятежа 20 июля прошло почти полтора месяца. Клаус фон Штауффенберг и прочие заговорщики давно расстреляны. Адмирал Канарис под арестом, и его причастность к заговору тщательно проверяется. Военную разведку перевели под крыло РСХА, и теперь она частично подчиняется руководству Главного управления имперской безопасности, то есть людям с погонами СС… Может, все правильно, и он не пуп земли? Требуется время для выяснения личности, для передачи информации Ритхофену и Гайдриху, о судьбе которых он ничего не знает уже полгода…