Над Самарой звонят колокола - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 78

Прапорщик Панов обдумывал услышанное недолго. Это хорошо, что воровская партия числом уменьшилась, стало быть, их вряд ли больше, чем под командой у Кутузова. Ежели въехать в пригород и сразу арестовать главных злодеев, то и прочие воры скоро покидают на землю свое оружие.

– Есаул Тарарин, шли одного казака к подпоручику Кутузову с известием, что я попытаюсь въехать в Алексеевск от реки Самары. Пусть он спешит к пригороду. А ежели услышит в крепости ружейную пальбу, то б начинал, не мешкая, атаку.

Есаул Тарарин подозвал к себе бывалого казака, отдал распоряжение от прапорщика. Панов легонько ткнул караульного копьем в грудь, угодив в деревянную пуговицу шубы.

– Ну, борода седая, веди нас прямо к дому, где главный вор на постое живет. В воротах караульным скажешь, что мы своею волею идем послужить государю Петру Федоровичу, как тако ж поступали многие солдаты и казаки протчих крепостей Самарской линии. Уразумел, борода?

– Уразумел, господин офицер. Единого прошу – не лишайте живота, дома детишки мал мала меньше, пятеро их…

– Сделаешь, как велю, – жив будешь. – Прапорщик Панов сказал это столь твердо, что караульный поверил, перекрестился, поднял оброненное копье и пошел с моста в сторону пригорода. Двое его товарищей под охраной верховых казаков, обезоруженные, остались заложниками на мосту.

Не отошли и полусотни шагов к алексеевскому подъему, как за Самарой, за голыми вязами, послышались далекие колокольчики – по слуху обоз был достаточно велик, не двое-трое саней, чтобы не поопаситься едущих.

– Есаул Тарарин! Это дело аккурат по тебе! Встань у моста за караульного. Окликнешь, кто едет, а себя не выдавай! Я с казаками ради бережения отойду за поворот. Опасаясь, что опоздали мы доискиваться пригорода, едет главная сила воровской команды.

Есаул Тарарин с тремя казаками похрабрее да помоложе, накинув поверх одежды мужицкие шубы, спрятав оружие, с копьями, едва успели встать посредине моста: на Красносамарской дороге показались сани. Впряженные сытые кони легко бежали по укатанной дороге, под дугами заливались валдайские колокольчики.

– Сто-о-о-й! Сто-о-ой! – Есаул Тарарин вскинул над головой казацкое копье, растопырился посредине моста, загораживая проезд санному поезду. – Кто такия? Што за народ и кому служите?

С передних саней ездовой, не задерживая легкого бега лошади, заорал в ответ:

– Поди прочь, мужик лапотный! Едет государев походный атаман, слуга верный батюшки Петра Федоровича!

Тарарин едва успел отскочить к перилам моста – с гиканьем и хохотом передние сани промчались мимо, за ними покатили другие, и знакомой, стало быть, уже дорогой потянулись к алексеевскому подъему в пригород.

Есаул старательно считал сани, считал людей, досматривал, как вооружены воровские людишки, а когда поравнялись с ним последние, чуть поотставшие, крикнул своим казакам:

– Вались! Вяжи воров!

Молодые и здоровые казаки упали в сани, пистолями пооглушили беспечно лежавших в них мужиков, заломили им руки, коленями вдавили в промерзшие объедки сена, постеленные для тепла. Есаул Тарарин изо всей силы ахнул кулаком белокурого ездового, сбил его на спину и мертвой хваткой вцепился в вожжи, погнал коня не вслед уходящему санному поезду, а влево, вдоль реки Самары. Ездовой сумел-таки вывернуться из-под есаула и криком позвать своих товарищей на помощь. Тарарин еще раз оглушил его, теперь уже рукоятью пистоля, навалился на пленника всем телом и крикнул:

– Гони! Стреляйте в них, братцы!

Казаки выхватили пистоли и открыли огонь по двум саням, которые, поотстав от поезда, сделали было попытку пуститься в погоню, паля из ружей, и в то же время видно было, что стреляли над головами похитителей, опасаясь побить и своих схваченных собратьев. К тому же прапорщик Панов всем отрядом выехал навстречу есаулу Тарарину, отогнал злодеев десятком прицельных выстрелов. Побили кого, нет ли – в сумерках разглядеть не удалось, но преследовавшие сани тут же повернулись и вскоре скрылись за поворотом кручи.

– Скорее езжай к подпоручику Кутузову, – послал Панов второго казака. – Пущай возвращается к Нижней Падовке, там мы и встретимся. Под пригород пусть не ходит – опоздали! – И вырвалось невольно с досадой: – Эх, кабы вчера в ночь или нынче по самой рани нагрянуть бы нам! Глядишь, тех воров побили бы, да и этих могли бы ружейной пальбой отогнать от Алексеевска!

У Нижней Падовки, в довольно густых уже сумерках, оба отряда соединились и спешно поехали к Самаре. На передних санях стонали повязанные и помятые четыре пленника – верные слуги самозваного государя Петра Федоровича, которым, противу их собственного желания, первыми придется лицезреть город Самару.

* * *

– Господин капитан, подпоручик Кутузов и прапорщик Панов из выхода под пригород Алексеевск воротились с неудачей! – Илья Кутузов, стыдясь смотреть коменданту в глаза, отдал честь и смирно встал в ожидании укора от коменданта словом или просто долгим взглядом из-под нахмуренных бровей.

– Доложите, как дело было, – приказал капитан Балахонцев, по привычке меряя комнату тяжелыми шагами. Потом, когда оба офицера высказались, распорядился привести одного из задержанных.

Ввели молодого еще, лет тридцати, мужика среднего роста, беловолосого и синеглазого. По скулам и на переносье даже зимой видны светло-коричневые пятна конопушек. Мужик, разминая побитые челюсти, несколько раз осторожно приоткрыл и закрыл рот. Капитан Балахонцев, приняв это за издевку, зло крикнул:

– Ты чего это пастью пустой хлопаешь, будто рыба на горячем песке?

Пленный презрительно глянул на капитана, приложил ладонь к разбитому в кровь затылку, и столько укора было в этом взгляде, что комендант, сам того не ожидая, смешался, убавил гнева в голосе.

– Кто ты? – гораздо тише спросил Иван Кондратьевич, садясь за стол. Оба офицера присели на лавку и сбоку смотрели на злодея и изменщика с немалым любопытством, впервые видя перед собой вот так, совсем рядом, одного из слуг «мужицкого царя» Емельки Пугачева.

Пленник устало пошевелил плечами, снова разжал припухшие после удара есаула Тарарина губы и ответил:

– Я вольный человек, слуга государя Петра Федоровича. Наречен Гаврилой, а прозвище имею Белый.

– От какого помещика бежал к злодеям?

Гаврила Белый поднял голову, с вызовом посмотрел на сумрачного капитана, который, сцепив пальцы, медленно постукивал ими о столешницу.

– От помещика не бегал, потому как воля допрежь того случая крепостным мужикам была дарована государевым манифестом! А о каких злодеях речь ваша – то мне невдомек.

Иван Кондратьевич переглянулся с Ильей Кутузовым. Его взгляд как бы говорил: «Видишь, голубчик Илья, с какими молодцами нам дело иметь придется? Из покорных мужиков кремни поделались!» Решил со злодеем не препираться – такого, только на безжалостной дыбе ломая, можно допытать до подноготной истины. Снова спросил: