– Рассыльщик из магистрата к вам прорывается, господин капитан. А я не пущаю по причине вашего завтрака. Не замерзнет, на крылечке дожидаясь, одет в тулупчик да в валенки.
– Убери миски, да пусть войдет тот рассыльщик. Теперь же покличь ко мне господ офицеров на совет. И попервой позови поручика Счепачева.
Васька брезгливо посторонился и, двинув локтем в бок, впустил магистратского рассыльщика малолетка Осипова: с прескверным лицом был тот рассыльщик, мало ему было горя, что он постоянно, даже летом, шмыгает носом, так еще, похоже было, все присамарские лягушки пометили его каждая своей особливой бородавкой.
Впустив рассыльщика, Васька прикрыл за собой дверь и доложил командиру:
– Господин капитан! Только что прибегал Учубейка Ишметев, денщик их благородия господина порутчика Счепачева, известил, что господин порутчик по причине болезни из постели встать к службе не может: беспрестанно кашляют и все в поту лежат.
Иван Кондратьевич крякнул от досады: столько дел, а первый помощник так некстати простудился!
– Так с чем прибыл? – спросил он у рассыльщика, стараясь не поднимать взгляд на изуродованное бородавками лицо малолетка. – С пакетом от господина бургомистра? Клади на стол.
Рассыльщик Осипов замешкался, копаясь за пазухой, потом вынул и протянул коменданту слегка помятый пакет.
– Ступай, братец, – отпустил Иван Кондратьевич магистратского рассыльщика, бросил пакет на стол. – Васька, покличь ко мне наскоро подпоручика Кутузова да прапорщика Панова, – повторил он приказание денщику, который гремел мисками в соседней комнатке. И с горечью в душе подумал, что и офицеров-то при нем, как говорится, кот наплакал.
– Вот теперь и воюй, капитан, согласно военных регул! – проворчал Иван Кондратьевич, вновь представив, в каком плачевном состоянии имеет он крепость, оружие, а более того – малоспособный к войне гарнизон. – А от полевых команд, к нам якобы идущим сикурсовать, никаких вестей! – потянулся за магистратским пакетом. – Позрим, как радеет местное купечество об обороне города, своих домов и пожитков.
Капитан Балахонцев сел за стол, широко расставил локти, на кулаки опустил тяжелую голову и принялся читать сверх всякой меры путаный ответ Самарского магистрата:
«14 декабря 1773 г. Промемория.
Из Самарского магистрата к управляющему в городе комендантскую должность г-ну капитану Балахонцову…»
– Та-ак, – буркнул Иван Кондратьевич. – Начало во здравие… «Сего 1773 года декабря 12 дня промемориею ваше благородие от Самарского магистрата требовали о присылке для охранения здешнего города от нечаянного злодейского нападения к расставлению пикетов из самарского купечества и цехов пеших шестьдесят человек с оружием, какое у кого сыскатца может…»
– Сие и мы сами хорошо помним, чего требовали, – снова проворчал Иван Кондратьевич. – А вот что вы нам ответствуете? Так, вота, пошли лисьи увертки, халевинские отписки. Ну-ка, ну-ка «…Оные старосты в Самарский магистрат доношением представили, хотя-де до сего требования по нынешнему экстренному случаю по тем, касающимся ко исправлению нужностям, яко то во отправление чрезвычайных подвод в разные места почтарей и команд и всяких казенных вещей ими без прогонов и в содержании по городу и при двух пекетах караулов и разъездов и караулу ж повсегда при магистрате…» Ну-у, заплакалось купечество! – пыхнул в усы Иван Кондратьевич. – Тех команд, кроме несчастного полковника Чернышева, уже более месяца через Самару нету и в помине! А почтарей разве что только до села Рождествена или до Сызрани гоняют? Да иной раз нарочного до Симбирска отправят… А слез пролито по великой якобы им тягости – море неисчерпаемое! Так-так… – Иван Кондратьевич бегло просмотрел далее по писаному, пожевал в досаде губы. – Ага, вота их суть слезного моления о немощи крайней: «А по предложению ж с магистратом, вашего благородия ныне ко учрежденным пекетам и разъезду по городу к непременному ж остережению оного на каждые трое суток избирать ис купечества и цехов из наличных к числу протчих команд пеших по осьми, с лошадьми по два – итого по десяти человек со оружием, у кого такое сыскатца может…» М-м-м, так-так, – Иван Кондратьевич пробежал взглядом до последней фразы: – «…A к вашему благородию за известие сообщить промемориею: чего ради сею и сообщается.
Декабря 13 дня 1773 года.
Бургомистр Иван Халевин.
Подканцелярист Григорий Шапошников».
Капитан Балахонцев отшвырнул магистратскую промеморию.
– Чтоб вас буйным ветром унесло! – не сдержался и трахнул кулаком по столешнице. – Завертелась змея под граблями! А! Они, видите ли, к остережению города на каждые трое суток будут посылать ко мне десять человек! Как будто бы речь от меня шла в остережении самарцев от пьяного разбоя бурлаками или от воровства клетей! – Иван Кондратьевич встал, гневно заходил по комнате, то и дело бросая взгляд через окно на заснеженную улицу: ждал денщика Ваську, посланного за офицерами. Да, вона уже показались денщик и Кутузов, бегут старательно, пар изо рта вылетает, словно у пристяжных коней в конце тяжкого перегона.
– К поручику Счепачеву не заходил? – спросил Иван Кондратьевич, едва Илья Кутузов переступил порог канцелярии. – Все так же болен или на поправку идет?
– Забегал на минутку, господин капитан. Денщик его в великом смятении сказывал – жар у господина поручика. Должно, крепко простыл, по земляной крепости вспотевши бегая. Боюсь, что и в неделю не поправится… Какие новости и откуда пришли? – поинтересовался подпоручик и глазами указал на бумагу, что свесилась с края стола.
– Вот так, дружочек Илья, пребываю теперь в раздумии: супротив кого попервой надобно обороняться нам? Супротив врагов дальних, бунтовщиков и воров, идущих к Самаре, ильбо супротив врагов ближних, за спиной у нас затаившихся до рокового часа?..
Поняв, что от взволнованного капитана Балахонцева не скоро добьешься вразумительного разъяснения, Илья Кутузов попросил разрешения прочитать бумагу.
– Чти, чти, господин подпоручик! Да будут и тебе ведомы их змеиные выверты… Воистину, ощущаю себя, будто всей Самарой на возах переехали меня поперек… Я им толкую о деле, а они мне: приходи на неделе! – Иван Кондратьевич наткнулся, словно сослепу, на угол стола, резко остановился и умолк, поглядывая на читающего подпоручика.
Илья Кутузов быстро просмотрел магистратскую отписку и, в изрядном недоумении уставясь на коменданта, медленно проговорил:
– Вона как дело оборачивается… Спроси у ветра совета, не будет ли ответа! Бургомистр теперь стоит фертом, а мы как «мыслете», враскоряку ногами…
– Сущий кладезь премудрости наш бургомистр! – вновь вспылил и забегал по комнате Иван Кондратьевич. – Сия его отписка бунтовщикам на руку! Магистратские старшины город оборонять явно не помышляют. – Иван Кондратьевич покривил губы, зло выкрикнул: – А за ними и отставные чины по домам отсидятся! Ильбо утекут из города куда подальше, покинув нашу ничтожную команду на злую волю Емельки Пугачева или еще кто там он и как прозывается! – Иван Кондратьевич обреченно махнул рукой.