Иван Чернеев, смешно топорща длинные седые усы, вновь прикинул на ум слова походного атамана, признал, что с манифестом от государя приехать будет куда сподручнее и полезнее делу, согласился быть при атамане до получения того манифеста.
Казаки Кузьмы Петровича ввели коней в теплую конюшню, дементьевские соседи последовали на двух санях за ними, а бугурусланцы оставили своих на подворье, не рискуя распрягать, лишь укрыли теплыми попонами.
«Бережливый народ, – отметил с удовлетворением Илья Федорович. – Чуть тревога, они повалились в сани и были таковы!» – и распорядился накормить новоприбывших.
Но не успели закрыть ворота, как на дороге показался еще один обоз – и немалый. Кузьма Аксак забеспокоился, поднял казаков в ружье, поставил у окон – и на подворье: не солдаты ли какой полевой команды нечаянно наехали? И только когда санный обоз приблизился к площади у церквушки, признали в седом верхоконном вожаке Ивана Жилкина. Поспешили открыть ворота – на конских гривах повисли снежные, желтые от пота сосульки.
«Должно, подоспел-таки подполковник Вульф с командой, отбил моих казаков от Бузулукской крепости», – огорчился Илья Федорович, издали вглядываясь в обоз и на глаз прикидывая, велик ли урон понес Жилкин. Похоже, не менее десяти человек недосчитывается. Горько, но на то она и война!
– С победой тебя, атаман Илья Федорович! – приветствовал его Иван Яковлевич, едва въехал на подворье и увидел Илью Арапова на ступеньках барского дома.
– Неужто… – Илья Арапов не решался поверить услышанному. – Комендант Вульф, стало быть…
– Комендант Вульф невесть где бегает! – засмеялся Иван Жилкин. – Покорилась Бузулукская крепость, да так смирно, что и палить нам из ружей почти не довелось.
– Отчего ж «почти»? – уточнил Илья Федорович, сбежал со ступенек навстречу въехавшим на подворье товарищам, обнял Жилкина и, не сдержав в себе радости при известии о взятии без бою крепкой Бузулукской крепости, поцеловал отставного солдата в мокрые от дыхания усы.
– Майора Племянникова приказчик да староста вознамерились было сбаламутить гарнизонных солдат да отставных казаков на сражение с нами, вот их и постреляли наши казаки Гаврила Белый да Иван Кузнец с иными. Загнали супротивников за поповский амбар, а оне с копьями на них кинулись…
– Ну, коль так, то псам бешеным и смерть по чести, – не пожалел побитых Илья Федорович. И вдруг вспомнил: – В крепости мой давний должник – кнутобоец Савелий Паршин. Не уйдет ли, убоявшись расплаты за содеянное убийство государева казака?
Иван Яковлевич, отряхивая снег с полушубка, заверил, что им оставленные казаки и два десятка из местных жителей стерегут крепость, а также до поры до времени он распорядился держать под караулом сержантов Ивана Зверева и Куклина, который оставлен был бежавшим Вульфом при денежной казне. У солдат, бывших при крепостных караулах, ружья побрали, из казарм выходить строго-настрого не велено.
– Все оделано по разуму, – похвалил Илья Федорович отставного солдата. – Ты перекуси чем бог послал, а я в спешный отъезд распоряжусь изготовиться, – и, оставив Жилкина за столом, вышел на крыльцо, крикнул Кузьму Аксака.
Кузьма Петрович появился из конюшни, где казаки расставляли коней и задавали им корм.
– Тебе, Кузьма Петрович, с санными казаками быть здесь и дожидаться возвращения Пустоханова да Волоткина. Я же с конными спешно отъеду в Бузулукскую крепость приводить ее к присяге и крестному целованию на верность государю Петру Федоровичу. Ежели до моего наезда соберутся здешних охотников много, так приводи их в Бузулукскую крепость. Уговорились?
Кузьма Аксак кивнул головой, что наказ понял и все исполнит, как велено.
На крыльце, утирая усы тыльной стороной ладони, появился Иван Яковлевич, надвинул шапку поглубже, давая знать, что и он готов ехать. За ним следом собрались и наскоро перекусившие верхоконные казаки.
– Ну, казаки, с богом – на конь! – распорядился Илья Федорович. – Иван! Чернеев! Гони на санях за нами следом не отставая!
4
Иван Жилкин вскинул ружье и выстрелил в небо, вспугнув с голых деревьев горластых ворон. Кони с фырканьем спустились уже с правого берега реки Самары на переметенный снежными перекатами лед, зазвенели подковами.
– К чему сполох? – не понял Илья Федорович. Укрытая ранними декабрьскими сумерками крепость надвигалась на всадников белым валом и черным частоколом. С угловой от реки башни бабахнула ответным выстрелом пушка, и тут же заблаговестили в дребезжащий старенький колокол.
– Это тебе, государев походный атаман, встречный благовест от всякого чина людей крепости, – ответил Иван Яковлевич, с хитрецой заглядывая в глаза атаману – видишь, мол, каков я тебе гостинец преподнес: не пару демидовских пистолей, а перешедшую на сторону государя сильную крепость!
У распахнутых ворот толпилось более сотни приодетых отставных чинов, женок и отроков. Чуть далее кучкой, сняв шапки, стояли пахотные крестьяне, имевшие жительство в самой крепости. Два смиренных попа, облаченных в старенькие обрядные одежонки, держали перед собой иконы в скудных, из меди, окладах.
Илья Федорович сошел с коня, обнажил голову и принял от изрядно перепуганного священника благословение, поцеловал ладаном и соленой рыбой пахнущую руку, ткнулся губами в застывший оклад иконы Георгия Победоносца и после этого уважительно, земным поклоном приветствовал жителей крепости.
– Государю нашему Петру Федоровичу радостно будет прознать, что приклонились вы к нему с великой охотою и верой и готовы послужить ему, не жалея живота своего. Теперь скажите мне, казаки и крестьяне, кого поставить вам в атаманы? Из моих казаков? А может, есть средь вас кто, кого уважали бы вы без понуждения и были бы в готовности исполнять его приказы? Выкликайте.
Бузулукцы затолклись, переглядываясь, выискивая средь себя подходящего в атаманы. Многие из них уже отслужили воинскую службу, были в летах – за пятьдесят и более. Иные и при чинах состояли, знали, как «Отче наш», армейские уставы, а все ж быть атаманом – дело хлопотное и небезопасное по нынешним временам… Однако почти разом несколько человек из толпы закричали:
– Хотим старшим над нами иметь Гордея Ермака! Выдь к атаману, князь Ермак!
Имя Ермака подхватили иные жители Бузулукской крепости.
– Гож будет в атаманы!
– Службу Гордей знает, а мы ему в покорность войдем с охотой!
Из толпы встречающих выступил по-азиатски скуластый, выше среднего роста казак в козловых теплых сапогах, в черном полушубке и в лисьей шапке на седых, когда-то черных, лохматых волосах.
Илья Арапов, вглядываясь в темное, морщинистое лицо казака, в его раскосые спокойные, без лукавства и заискивания голубые глаза, подивился тонкой редкой бородке и редким усам, обвисшим по обе стороны рта. Спросил, откуда он родом и как пристало к нему такое дивное прозвище.
Гордей Ермак поклонился бузулукцам, благодаря их за оказанную честь, потом походному атаману отбил поклон. На расспросы о себе ответил с заметным азиатским выговором, растягивая слова: