— И я тебя тоже, — парировал Сухов.
— Чего-о? Да я первый ворвался в деревню краснокожих!
— А-а… — затянул Олег. — Вот что ты зовёшь боем… Героическое сражение с немощными стариками и безоружными женщинами… Да, славная была битва! А помнишь, как ты храбро дрался с той старухой? Ну у которой воровал кур?
Длинный остолбенел. Его лицо налилось нездоровым багрецом, дыхание стало прерывистым, грязные пальцы сжимались и разжимались.
— Т-ты… — еле выдавил он. — Конец тебе!
Олег невесело рассмеялся, и длинный пират схватился за палаш. Яростно (а как же ещё?) набросившись на Сухова, он не добился желаемого — обидчик, не переставая посмеиваться, отшагивал, уходил от ударов, отводил клинком выпады.
Отступив до кромки прибоя, Олег остановился и дал бой. Ну как — бой? Лёгкий финт и молниеносный удар. И всё.
Длинный как-то сразу посерел, его свободная рука елозила по груди, словно ища, куда же воткнулась сабля противника, но так и не успела найти.
Молодчик рухнул на колени и повалился. Готов.
Сухов тщательно вытер лезвие палаша о порядком засаленные одежды длинного, после чего вернул оружие в ножны.
Пираты, сидевшие вокруг ближайшего костра, внимательно следили за ним. Потом один из них, коренастый, широкоплечий, с квадратным лицом, облизал жирные пальцы, вытер их о рубаху и встал.
— Ты убил моего брата, — сообщил он неожиданно тонким и писклявым голосом.
— Соболезную, — хладнокровно сказал Олег.
Коренастый кивнул.
— Меня зовут Джеронимо Перон, — проговорил он с непонятной гордостью, — и я отомщу тебе за родню.
— Тоже убьёшь меня? — с интересом спросил Сухов. — Как он?
Джеронимо с усмешечкой покачал головою.
— Э, нет… Карло был глуп, а я буду умнее. Я подожду.
— А-а… Ну жди-жди.
Повернувшись к сидевшим у костра спиной, Олег пошагал к своим — буканьеры держали мушкеты в руках, готовые прикрыть своего капитана.
— Переночуем на галиоте, — сказал Сухов, — а с утра в путь! Ташкаль, ты и твои краснокожие братья пойдёте со мной. Голова, вашей троицы это тоже касается! Остальные поведут корабль, отсюда — и на север. Встретимся в Пуэрто-Кавальос!
Глава шестая
в которой Олег испытывает все радости прогулок по сельве
Вице-королевство Перу, аудиенсия Панама.
Городишко с названием Панама выстроили на берегу Южного моря, в семидесяти милях от Номбре-де-Диос, что у моря Северного, каковое всякие еретики-лютеране прозывали Карибским.
Панама была заложена так, что улицы её тянулись с востока на запад, а посему солнце устраивало жителям пекло, не утешая благодатной тенью.
С городом граничила мелкая полулагуна-полутопь, насылающая испарения, и протекала река. В общем, место было нездоровое.
Испанцы, те, что побогаче, старались не показываться в Панаме, проводя свои дни в имениях-эстансиях и усадьбах-грантариях, где они разводили скот и растили плоды земли.
И городом, и всеми землями на перешейке между морями мудро и толково правил президент королевской аудиенсии Панама дон Августин де Бракамонте.
По крайней мере сам он был в этом совершенно уверен.
В Панаме не было ни ткачей, ни кузнецов, город не мог похвалиться своими мастерами или художниками, и всё же богатство и достаток тут были на каждом шагу.
Конкистадоры-основатели давным-давно померли, в Панаме хозяйничали купцы да торговцы, но в чём же они находили источник своего преуспеяния и благоденствия?
А место было такое — не только погибельное для здоровья, но и золотое! В обоих смыслах.
Именно сюда, к причалам панамским, приставали корабли из Кальяо, тяжело гружённые перуанским золотом и серебром. Несколько раз в год этот ценный груз навьючивали на мулов, и длиннущий, самый охраняемый караван в мире отправлялся в путь по Эль-Камино-Реаль — Королевской дороге.
Через сельву, скалы и топи дорога доводила до Пуэрто-Бельо, «Дивной гавани», такого же невзрачного городишки, как и сама Панама, укрытого в глубине бухты на Карибском побережье.
Пуэрто-Бельо был очень хорошо защищён — три крепости грозили пушками кораблям противника, а на крайний случай можно было и цепью громадной перекрыть вход с моря, натянув её между фортами.
В этой-то дивной гавани и бросали якоря галеоны «Серебряного» и «Золотого» флотов, нагружаясь драгметаллами, отобранными у инков.
Так что, где-где, а здесь было что грабить!
…Дон Августин исправно соблюдал обычаи далёкой родины, устраивая с полудня сиесту, — закрывал окна и дремал в тенёчке, пока толстые стены дома хранили следы ночной прохлады.
К вечеру им овладела жажда деятельности.
Де Бракамонте неторопливо облачился, и направил стопы к зданию аудиенсии.
Законы сиесты властвовали и здесь — никого на рабочем месте, кроме пары гренадёров-лансерос у входа, распаренных и вялых, ищущих свежести в тени колонн.
А вот посетитель обнаружился! Высокий, стройный кабальеро в камзоле из коричневой тафты сравнялся темнотой своего загара с цветом костюма.
Обмахиваясь шляпой с пышным пером, кабальеро сидел, развалясь, на деревянном диванчике и явно скучал.
Дон Августин обратил внимание на серьгу в ухе посетителя: украшавшая её розовая жемчужина стоила не меньше трёх тысяч песо.
— С кем имею честь? — церемонно спросил президент аудиенсии.
Посетитель спокойно взглянул на него, улыбнулся и встал, кланяясь непринуждённо — и небрежно.
— Дон Карлос де Бельфлор, — ответил он. — К вашим услугам. Хотя… Мне кажется, сеньор, что в данный момент услугу оказываю я.
— Мне? — вздёрнул голову де Бракамонте.
— Панаме, сеньор, — серьёзно ответил дон Карлос. — И королю Испании.
— Вот как?
Дон Августин почувствовал раздражение — этот хлыщ выводил его из себя. Ни капли почтения, зато гонору…
— Объяснитесь, сударь.
Де Бельфлор кивнул.
— Я представляю здесь не себя самого, — заговорил он, — а одного большого, очень большого человека, имени которого раскрывать не стану. Скажу только, что область его влияния распространяется на всю Новую Испанию и Перу
[21] вместе взятых.
— Допустим. И что же?
— Шпионы есть у всех великих мира сего, — тонко улыбнулся дон Карлос. — Ммм… Не вдаваясь в ненужные подробности, изложу главное. Нам стало известно, что пират Генри Морган нападёт на Пуэрто-Бельо этим летом, в июле. Он приведёт сюда целую эскадру и полтыщи молодцев с Ямайки и Тортуги.