Штурман Пендайс, который как раз находился на квартердеке, даже головы не повернул, только покосился вопросительно – не нужно ли чего? На шхуне уже привыкли: всё своё свободное время капитан учил Платона боксировать.
За этой сценой во все глаза наблюдала свободная часть вахты, столпившаяся на шкафуте*.
– Матерь божья, – забормотал кто-то за спиной Бенджамина Ганна. – Это что же такое деется-то?
Ганн оглянулся: матрос с «Принцессы» стоял, разинув рот, глядя, как капитан дерётся со своим вестовым, а все остальные только смотрят.
– Это, брат, бокс называется, слыхал? – спросил Ганн.
– Слыхать-то слыхал, что вы, англичане, молотите друг дружку почём зря, но никогда не видал, что б я сдох! – Матрос был потрясён.
– Это у нас забава такая, веселимся мы это так, – ответил Ганн, ухмыляясь, и сжал возле самого носа матроса здоровущий мосластый кулак.
Тут капитан сказал Платону «стоп» и велел ему одеваться, чтобы идти на берег. Боцману капитан приказал спускать шлюпку.
****
Таверну Уайта обступала густая толпа, которая кричала, угрожая разнести заведение.
В толпе шныряли торговцы. Они дёргали орущих за рукава и требовали купить у них всё подряд. С немногочисленных возов, стоящих поодаль, раздавались призывные крики, на которые никто, впрочем, не обращал внимания:
– Морские языки-и! Пи-икша живая! Макре-ель! Мак-макрель!.. Чулки полотняные, на шиллинг четыре пары! Две связки репчатого лу-уку!
Капитан остановился, осматриваясь кругом и прислушиваясь к грозной толпе возле таверны.
– Что здесь происходит? – спросил у него ошеломлённый мистер Трелони.
– Насколько я понял, здесь только что произошла травля быка собаками, мистер Трелони, – ответил капитан и стал сноровисто пробираться вперёд, прокладывая дорогу.
– И чего они все хотят? – крикнул ему в спину сквайр, стараясь перекричать шум.
Капитан обернулся и остановился. Сказал, косясь на доктора Легга:
– Они хотят справедливости. Они кричат, что это охмурёж, если бык отбился от пяти здоровущих собак и растоптал их. Они хотят, чтобы быка снова привели и уже затравили насмерть… Они хотят на это смотреть.
Капитан пошёл дальше, но наткнулся на человека огромного роста, одетого в расшитый звёздами малиновый камзол, – человек явно не хотел уступать дороги. Капитан молча свильнул от него в сторону, обернулся, протянул руку к мистеру Трелони и провёл его и доктора вперёд себя, даже не глянув на невоспитанного гиганта. Платон обошёл гиганта, ошеломлённого неожиданным и дерзким манёвром капитана, со спины.
У самых дверей таверны, рядом с пустыми бочками для сбора дождевой воды (на Тортугу шхуна прибыла в самый конец сухого сезона – в августе месяце), их обдало вонью от сидящего здесь авраама – профессионального нищего, симулирующего сумасшествие. У него тряслась голова, закатывались глаза ко лбу, он норовил упасть оземь, только почему-то всё не падал. Мистер Трелони бросил ему в кружку пенни. Когда джентльмены прошли внутрь мимо орущего и отбивающегося от толпы хозяина таверны, авраам перестал трястись, осмотрелся по сторонам, поднял кружку и быстро, целенаправленно двинул куда-то, отпихивая зазевавшихся прохожих со своего пути.
В таверне Уайта, как и в любой другой подобной таверне, было темно и душно, неразборчиво пахло всем съестным подряд, витали пары дрянного винца и запахи прогорклого масла, сгоревшего в лампах. И в этом спёртом воздухе висел многоязычный гул – это спорили, кричали, пьяно плакали и играли в азартные игры мужчины самого диковинного вида и женщины, вида ещё более странного. И все они были взвинчены и обозлены неудавшейся, по их мнению, травлей быка.
Наши джентльмены стали высматривать себе место поспокойнее. На их счастье какая-то компания как раз покидала таверну, и джентльмены сели за освободившийся стол почти в центре зала. Гул голосов вокруг них настороженно стих на минуту, потом соседи загомонили с удвоенной силой, но атмосфера нездоровой заинтересованности вокруг джентльменов стала словно ещё плотнее.
Бухая тяжёлыми башмаками, к ним подбежал хозяин таверны, который каким-то внутренним нюхом, присущим одним только кабатчикам и торговцам, ещё у входа распознал в только что вошедших непростых гостей. Капитан заказал ему пива на всех и сразу положил на стол монету. Хозяин жадно схватил её и убежал выполнять заказ. Вскоре он вернулся с кружками, на которые мистер Трелони подозрительно покосился и обречённо вздохнул.
Джентльмены разобрали кружки и, отхлебнув пива, невольно прислушались к разговорам, которые происходили вокруг них.
– Всё правильно, – говорил степенный, солидный моряк за соседним столом. – Но только случай этот произошёл не с Хорьком Купером, а с моим отцом, да покоится он с миром.
– Да лопни твои бесстыжие глаза! – ответил ему собеседник. – По-твоему, я вру? Провалиться-б-тебе-в-триисподню!
– Да! Брешешь, как собака, – сказал степенный моряк и грязно выругался.
– Держал бы ты лучше свой поганый язык за зубами! – заорал в ответ собеседник и тоже выругался.
– Сам держал бы ты лучше! А то, как тресну – мослов не соберёшь! – сказал степенный моряк и медленно поднялся из-за стола.
– Ха! Треснул один такой… Ослиный хвост! Без ослиной задницы остался, – сказал его собеседник и тоже поднялся.
Завязалась рукопашная, но вскоре дерущихся разняли.
И тут невдалеке, в проходе между столами кто-то упал, вскинув руки и саданувшись головой о каменный пол, что есть мочи. Гул голосов вокруг упавшего стих, и в этой приглушенной тишине кто-то явственно произнёс:
– Да это же Жан-музыкант! Сдох он, что ли?
– О!.. Я ставлю четверть гинеи* на то, что он сдох! – тут же выкрикнул кто-то.
– А я ставлю четверть гинеи, что он просто в отключке! – завопили из другого конца зала.
– Четверть гинеи за то, что – сдох! – раздались другие голоса.
– А я спорю, что он просто так лежит, отдыхает! Не такой Жан-музыкант олух, чтобы взять и отдать богу душу в какой-то там сухопутной таверне! – раздался голос из сильно пьяной компании матросов.
Вокруг лежащего стала образовываться толпа.
– Что они делают? – в ужасе воскликнул доктор Легг.
– Они спорят, доктор, – горько ответил капитан. – Разве вы забыли, что наш народ очень любит делать ставки, а тут такой прекрасный повод для пари.
– Но этому человеку нужна помощь! – вскричал доктор.
И прежде чем джентльмены успели схватить его за руку, доктор вскочил с места и ринулся со своей сумкой к упавшему с криком:
– Пропустите меня! Я – врач!
Доктор пробрался к лежащему матросу, присел перед ним на колени и стал его осматривать. Капитан поднялся, бросив мистеру Трелони: