Шокированная Ба Зина отказала внуку от дома, но влюбленного папеньку это не остановило.
Увы, Ба Зина опять оказалась права: гармоничную пару мои родители не составили, и всего через год после свадьбы внук и наследник смиренно постучался в ворота родового замка, моля принять его обратно в лоно семьи. И не одного его: в скоропостижном браке папенька успел обзавестись гастритом, тяжелой формой женоненавистничества и прямым потомком – к несчастью, слабого пола, что в сочетании с женоненавистничеством не сулило ребенку купаний в родительской любви.
Родительской любви и не было. Маменьку свою я вообще не знала, а папеньку в детстве видела только по большим семейным праздникам на другом конце стола, а потом его угораздило погибнуть в автомобильной аварии, и у меня не осталось никого, кроме Ба Зины.
– Не прибедняйся, не так уж ты одинока, – одернул меня здравый смысл. – Смотри, какая у тебя инициативная группа поддержки образовалась!
Я послушно посмотрела и обнаружила, что вся эта прекрасная группа таращится на меня: Караваев, приспустив очки и удерживая растопыренные пальцы над клавиатурой ноутбука, из-за стола под яблоней; Эмма – с влажной блестящей тарелкой в одной руке и вафельным полотенчиком в другой – от колонки; а Брэд Питт – прямо из-под моих ног, под которыми он вертелся, пока я в глубоких раздумьях топтала траву.
И протоптала, оказывается, отчетливую тропинку в виде эллипса! Он аккуратно вписался в пространство между домиком и уличным сортиром. И данная топография, видимо, и встревожила моих новых товарищей.
– Михаил Андреевич, от бубликов с медом разве бывает расстройство желудка? – продолжая озабоченно взирать на меня, спросил Эмма Караваева.
– А это смотря сколько меда съесть, я думаю, – предположил тот. – Говорят, если много – кое-что слипнется!
– А, так вот почему она это самое, – Эмма несколько раз быстро провел по круговой орбите тарелку. – Бежит, бежит, да все не забегает…
– Что вы опять придумали?! – возмутилась я. – Это у вас мозги слиплись! Жалко, что не рты… А я просто размышляю на ходу, мне так лучше думается!
– Да? – Эмма что-то прикинул и просиял. – А давай ты будешь так думать за калиткой, на пустыре? Нам бы не помешал короткий путь со двора к речке! Сейчас там крапива и репейники, но если ты с полчаса как следует подумаешь, у нас будет свой выход к водной артерии!
– Масштабно мыслишь! – оценил Караваев. – Ты, часом, не депутат?
– Не знаю, но от кресла на пляже не отказался бы.
– Пляж – ерунда, надо к омуту пробиваться, там рыбалка о-го-го будет!
– А зато с мостков нырять классно!
– Убила бы вас, – пробормотала я, бессильно слушая закипевший спор.
– Но? – обернулся ко мне чуткий Караваев.
– Но нельзя мне сейчас, я еще от убийства Антипова не отмазалась.
– Тогда поговорим об этом позже, – любезно согласилась моя будущая жертва, и они с Эммой вернулись к земельному планированию, рисуя в воздухе схематические дорожные карты.
– Вообще-то это хорошая идея – подумать где-то в другом месте, – с намеком высказался мой здравый смысл.
И я с ним согласилась, а потому пошла в дом, переоделась, собралась и, не тревожа мировую общественность в лице Караваева с Эммой и морде Брэда Питта, вылезла в глухое окно.
Глухим его называла Ба Зина, которая сама и завесила этот проем ковром в персидских огурцах. Изнутри домика окно за ковром не просматривалось, а снаружи его закрывал дивно пышный жасминовый куст.
Ну, то есть он был дивно пышным, пока я не проломилась сквозь него в бестрепетной манере поезда в фильме братьев Люмьер.
Прорвавшись сквозь заградительный жасмин, я аккуратно обобрала с себя зеленые листики и, пользуясь случаем и удачно – в виде лесенки – развалившейся поленницей, перелезла через забор.
Злорадно хихикая при мысли о том, как Караваев с Эммой в поисках по-английски исчезнувшей меня будут бегать по двору, во множестве протаптывая столь милые их сердцам тропинки, я зашагала в сторону города.
Какой-то конкретной цели у меня не было, хотелось просто поразмыслить о том о сем в наиболее комфортном для меня и результативном режиме – на ходу и без помех.
Но без помех не получилось.
Помеха в виде молодого человека, одетого слишком дорого для нашего захолустья, возникла на моем пути так неожиданно, что я едва не врезалась в него. Кажется, парень выскочил на дорогу из-за дерева.
На мой взгляд, единственной причиной, по которой кому-то вдруг захотелось бы прятаться за придорожным деревом, мог быть острый приступ большой нужды, но молодой человек не выглядел измученным диареей, и одежда его пребывала в полном порядке.
– Кстати, об одежде! – встрепенулся мой здравый смысл. – Ничего не напоминает?
На молодом человеке была куртка из натуральной замши. В сочетании с его эффектным выходом из засады это напомнило мне о тех староанглийских криминальных традициях, коими одно время славился Шервудский лес, и я остановилась, чтобы вдоволь поглазеть на продолжателя дела Робин Гуда. Я даже реплику ему подсказала:
– Что, кошелек или жизнь?
– Какой кошелек? – Парень ассоциативно похлопал себя по карману, явно проверяя наличие упомянутого аксессуара.
– Мой? – предположила я.
– Что мне мыть?
Робин оказался не Гуд. Очень плох оказался этот Робин!
– Раму? – предложила я, как завещал великий букварь.
– У меня нет велосипеда, – сообщил Робин Плох и огляделся, высматривая сквозь черные очки-консервы на пол-лица то ли велосипед, то ли дорожный указатель «Психбольница – 1 км».
– В самом деле, это все больше похоже на разговор двух идиотов, – уведомил меня мой здравый смысл.
– Ехали медведи на велосипеде, – упрямо пробормотала я в развитие темы.
– Девушка, вы местная? – даже не попытавшись копнуть такую богатую жилу, как косолапые и их двухколесный транспорт, резко сменил тему мой собеседник.
Я показательно осмотрелась, задерживая взгляд на таких характерных деталях пейзажа, как одинокое дерево на пустоши справа от меня, сплошная стена глухих заборов слева и пустая глинистая дорога между ними. Мое воображение моментально нарисовало подходящую к ландшафту «местную» – простоволосую бабу в сарафане и лаптях, с коромыслом на крутых борцовских плечах.
– Отродясь отсель ни шагу! – заверила я Плохого Робина. – А че?
– Откуда это неаутентичное «че»? – возмутился мой здравый смысл. – В этой местности «шокают»!
– Ну шо? – поторопила я Робина.
– Знаете, кто живет в маленьком белом домике с зелеными ставнями?
– Не, – ответила я прежде, чем осознала, что под описание подходит лишь один домик – мой собственный.