— Кажется, наш заносчивый настоятель чем-то расстроил бедную сестру Эафу, — задумчиво сказала Фидельма. — Интересно, что случилось.
— Это уже не в первый раз, — мрачно заметил Эадульф.
Фидельма обернулась к нему с изумлением.
— Что ты имеешь в виду?
— Вчера утром, возвращаясь из трапезной к себе, я слышал громкие голоса из покоев Путтока. Я пошел в свою комнату и, уже закрывая за собой дверь, услышал, что дверь Путтока со стуком распахнулась. Любопытство разобрало меня, и я приоткрыл дверь, чтобы подглядеть, что произошло. В коридор выбежала сестра Эафа, растрепанная, со съехавшим набок головным убором и с таким лицом, словно только что видела самого Люцифера. Она убежала по коридору к лестнице и исчезла внизу.
— Ты спросил Путтока, что случилось?
Эадульф поджал губы, и на его щеках проступил румянец.
— Я сам догадался. Я давно уже слышу намеки на то, что Путток славится своими похождениями… Пусть Римский устав советует настоятелям и епископам соблюдать целомудрие, но, боюсь, в этом Путтоку ближе легкий закон Колумбы, не требующий сего.
Глаза Фидельмы сузились.
— Да, едва ли подходящая репутация для того, кто намеревается пойти по стопам Августина Кентерберийского… Ты хочешь сказать, что Путток известен своими попытками добиться внимания женщин против их воли?
Лицо Эадульфа было достаточно красноречиво, но он все же осторожно сказал:
— Так я слышал.
— Неужели в саксонских королевствах законы никак не защищают женщин от насилия? — с ужасом спросила Фидельма.
— Бедных — нет, — ответил Эадульф.
— Наш закон не только защищает честь любой женщины, но и даже если женщина была пьяна и ее силой принудили к соитию, это тем не менее считается серьезным оскорблением. Наш закон защищает всех женщин. Если мужчина осмеливается поцеловать женщину или просто прикоснуться к ней против ее воли, по закону с него взыщут штраф в двести сорок серебряных скрепалов.
Эадульф знал, что скрепал — это основная монета в Ирландии.
— Наверное, я зря рассказываю, ведь это всего лишь сплетни, — сказал он. Ему стало не по себе от гнева Фидельмы. — Я слышал об этом только от Себби.
— А я бы не стала доверять брату Себби с его честолюбием, — предостерегла Фидельма. Казалось, она хотела было что-то добавить, но передумала. — Пойдемте, Фурий Лициний, отведите нас в жилище Ронана Рагаллаха.
— Это постоялый двор у одной из арок Аква Клавдия, — сказал Лициний, которого явно заинтриговал происшедший разговор.
— Где это? — нахмурилась Фидельма.
— Недалеко отсюда, сестра, — ответил Лициний. — Вы наверняка видели акведук. Это величественное сооружение, оно было заложено еще более шести веков назад печально известным императором Калигулой. По нему в город поступает вода из источника возле Сублаквеи, в паре часов хода отсюда.
Фидельма действительно видела акведук и успела поразиться его устройству. В Ирландии не было ничего похожего — в то время королевства Ирландии изобиловали пресной водой, и не было нужды изменять направление течения рек или перемещать источники, чтобы оросить засушливые почвы, подобные тем, какие встречаются здесь, в Риме.
— Он снимает комнату в доме дьякона Биэды, — продолжал Лициний. — Должен предупредить вас, сестра, что это очень дешевый и на редкость убогий постоялый двор. Им управляют люди далекие от Церкви, и там никто не побеспокоится о том, чтобы уважать чувства женщины-монахини, если вы понимаете, о чем я.
Фидельма посмотрела на юношу без улыбки.
— Я думаю, что мы поняли, о чем вы, Фурий Лициний, — серьезно ответила она. — Но если Биэда — дьякон Церкви, тогда я не понимаю, как это место может быть таким, как вы описываете.
Лициний пожал плечами.
— В Риме нетрудно купить покровительство и должность, сан дьякона в том числе.
— Тогда я всеми силами постараюсь не принимать близко к сердцу все то непристойное, что увижу там. А теперь, думаю, пора идти, потому что мне вовсе не хочется пропустить ужин, который, — она подняла взгляд на небо, — уже не за горами.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Фурий Лициний вел их через множество двориков и садов Латеранского дворца, пока наконец они не вышли в боковые ворота дворцовой стены и не увидели склоны холма Целия. Размеры дворцовых территорий впечатлили даже Фидельму. Лициний не без гордости демонстрировал свои знания.
— Это Санкта Санкторум, Святая Святых, — указал он на купол, возвышающийся вдалеке. Заметив, что Фидельма нахмурилась, он решил, что стоит рассказать подробнее. — Санкторум — это личная часовня Его Святейшества, в которой сейчас хранится Scala Sancta — та самая лестница, по которой Иисус Христос спускался из дворца Пилата, после того как Его приговорили к смерти.
Фидельма недоверчиво подняла бровь.
— Но ведь этот дворец находился в Иерусалиме, — заметила она.
Лициний не удержался от самодовольной усмешки, поняв, что знает кое-что, чего не знает она.
— Преподобная Елена, мать великого Константина, привезла из Иерусалима эту лестницу — двадцать восемь ступенек тирийского мрамора — на которую даже сам Епископ Римский может всходить лишь коленопреклоненным. Лестницу она нашла тогда же, когда и подлинный крест, погребенный в холме Голгофы, тот самый крест, на котором страдал Спаситель.
Фидельма слышала эту историю о том, как три сотни лет назад уже в преклонные годы мать императора Константина нашла тот самый крест. Она не понимала, как же удалось столь точно установить подлинность этого деревянного креста, но тут же упрекнула себя за то, что задается таким вопросом.
— Я слышала, что благочестивая Елена прислала из Святой Земли целый корабль реликвий, вплоть до щепок от Ковчега Завета… — язвительно заметила она.
Лициний был серьезен.
— Позвольте, сестра, я вам покажу нашу гордость, реликвии, которые хранятся у нас в Латеранском дворце.
Он уже готов был забыть о том, за чем они шли, и повернуть назад. Фидельма удержала его, положив руку на его плечо:
— Может быть, позже, Фурий Лициний? Всему свое время. Сейчас нам нужно осмотреть жилье Ронана Рагаллаха.
Лициний залился краской, осознав, что увлекся. Он тут же показал пальцем в сторону акведука, возвышавшегося перед ними на другой стороне площади, примыкавшей с востока к территории дворца.
— Вон тот дом — это постоялый двор Биэды.
Место, где жил Ронан, в самом деле было маленьким полуразвалившимся домишком. Внушительные каменные своды акведука высились над ним, и даже Фидельма поразилась их грандиозным размерам.
Постоялый двор Биэды стоял в тени акведука, почти прямо под одной из арок.
У входа стоял на посту одинокий стражник из числа custodes.