Врачи были бы склонны считать большим недостатком и без того неудобного метода то, что перенос еще дополнительно увеличивает работу врача посредством создания какого-то нового рода болезненных психических продуктов. Возможно, они даже захотели бы вывести из существования переносов нанесение вреда больному в ходе аналитического курса лечения. И оба раза впали бы в заблуждение. Работы для врача из-за переноса не становится больше; ему может быть совершенно безразлично, будет ли преодолено соответствующее побуждение больного в связи с его (врача) личностью или с личностью кого-то другого. Наш курс лечения не навязывает больному посредством переноса никаких новых усилий, которых бы он не осуществлял также и обычно. Если излечение неврозов появляется и в лечебных учреждениях, где психоаналитическое лечение исключалось, если можно говорить, что истерик излечивается не посредством метода, а посредством личности врача, если обнаруживается определенный вид слепой зависимости и длительной привязанности больного к врачу, освободившему его гипнотическим внушением от его симптомов, то научное объяснение всего этого нужно искать в «переносах», постоянно осуществляемых больными по отношению к врачу. Психоаналитическое лечение не создает переноса, оно лишь открывает его, как и все остальное, скрытое в душевной жизни. Различие проявляется только в том, что в других видах терапии больной спонтанно воскрешает в результате своего лечения лишь нежные и дружеские переносы. Там, где они не могут выявиться, больной уходит насколько можно быстро, не испытав никакого воздействия от врача, который не стал для него «симпатичным». В психоанализе же, напротив, в соответствии с изменяющейся структурой мотивов, пробуждаются все побуждения, даже враждебные. Посредством осознания они используются для анализа, и этим перенос вновь и вновь уничтожается. Перенос, который рассматривался ранее в качестве наибольшего препятствования для психоаналитического лечения, становится и его самым мощным вспомогательным средством, если всякий раз его удается разгадать и перевести больному
[143].
Я вынужден был сказать о переносе, так как особенности анализа Доры я могу объяснить только этим моментом. То, что составляет его достоинство и позволяет считать его подходящим для первой, вводной публикации, а именно его особенная очевидность, это же самое прочно связано и с его большим недостатком, приведшим к преждевременному окончанию. Мне не удалось стать вовремя хозяином переноса. Из-за услужливости, с которой Дора во время лечения предоставляла в мое распоряжение часть патогенного материала, я забыл о необходимой предосторожности, о тщательном поиске первых признаков переноса, каковой она уже подготавливала посредством другой, оставшейся для меня неизвестной частью того же самого материала. Вначале было совершенно ясно, что в ее фантазиях я замещал отца, несмотря даже на различие в возрасте. И наяву она постоянно сравнивала меня с ним, даже пыталась боязливо выяснить, совершенно ли честен я по отношению к ней, так как отец «всегда предпочитал скрытность и нечистые дела». Когда попозже появилось первое сновидение, в котором она предупреждала о том, что оставит этот курс лечения, как в свое время дом господина К., я должен был стать осторожнее, а ее внимание привлечь к тому, что «сейчас вы сделали перенос с господина К. на меня. Вы что-то заметили, что позволяет вам сделать вывод о недобрых намерениях, которые подобны намерениям господина К. (прямо или в какой-нибудь измененной форме), или же вам что-то пришло в голову относительно меня или стало конкретно известно обо мне, что в такой же степени вызывает у вас антипатию, как это было ранее в отношениях с господином К.?» Тогда бы ее внимание было направлено на какую-нибудь деталь в нашем общении, в моей личности или в моих отношениях, за которым нечто аналогичное, но несравнимо более важное, касающееся господина К., сохранялось в тайне. А посредством устранения этого переноса анализ получил бы доступ к этому новому, вероятно подлинному, материалу воспоминаний. Но я упустил это первое предостережение, полагая, что еще достаточно времени, так как еще не выявились другие грани переноса и материал этот еще не занял прочного места в анализе. Так я оказался пораженным переносом. Из-за X., которым я напоминал ей господина К., она отомстила мне так, как хотела бы отомстить господину К., и оставила меня, веря в то, что обманута и оставлена мною точно так же, как им. Таким образом, на одну из существенных частей своих воспоминаний и фантазий она просто отреагировала, вместо того чтобы репродуцировать их в курсе лечения. Естественно, что я не могу знать, чем было это для X. Я предполагаю, что оно относилось к деньгам или было ревностью к одной из других пациенток, которая после своего излечения продолжала общаться с моей семьей. Если переносы рано включаются в анализ, то его течение становится неясным и замедленным, однако его прочность тогда лучше предохраняет от неожиданных, непреодолимых сопротивлений.
Во втором сновидении Доры перенос представлен в нескольких явных намеках. Когда она его рассказала, я еще не знал, а узнал лишь спустя два дня, что у нас осталось лишь два часа работы (два сеанса) – то же самое время, которое она провела перед картиной Сикстинской Мадонны и которое вместе с небольшой корректурой (два часа вместо двух с половиной) она сделала масштабом не пройденного ею пути вокруг озера. Стремление и ожидание в сновидении, относящееся к молодому мужчине в Германии, и ожидания, что господин К. женится на ней, она выразила в переносе еще несколько дней назад. Курс лечения слишком долго длится, у нее не хватит терпения так долго ждать. В то же время в первые недели она показала достаточное понимание относительно моего заявления, что полное восстановление ее психического здоровья займет примерно один год, и все это без всяких возражений. Отклонение сопровождения в сновидении – ей лучше идти одной, – которое также происходит при посещении Дрезденской галереи, я должен был, конечно, узнать в определенный для этого день. Оно, вероятно, имело такой смысл: так как все мужчины уж слишком гнусны, то лучше для меня вообще не выходить замуж. Это подразумевает месть
[144].