Легенда о Смерти - читать онлайн книгу. Автор: Анатоль ле Бра cтр.№ 54

— Так, еще один не вышел, красавица!.. Нет, вы посмотрите, у него дырок больше, чем на штанах нищего... А этот, сошьем его из лоскутков... А ты не умеешь штопать, как я вижу, так же как не умеешь делать новый... Так, сделай иначе... Ну вот, а теперь блин будет такой же плотный и негодный, как коровий навоз. — И Старик давай смеяться до корчей:

— Хи! Хи! Хи! Ха! Ха! Ха!

И Тереза, как всегда, сохраняя свое доброе настроение, смеялась тоже. В задней комнате веселились от души, и это было не так уж плохо для блинов, которые между тем пеклись по Божьей милости.

— Это на какое же время, — говорила Тереза, отвечая на шутку шуткой, — вас отпустили с того света?

— Я что, начинаю тебе надоедать?

— О, конечно! Вы слишком несерьезны для мертвого. По правде, для того, что вы пришли делать здесь, вы могли бы прекрасно остаться там.

— Ты рассуждаешь, как глупышка, которая ничего не знает.

— Или как любопытная, которая хочет знать. Если бы вы были так добры, Старик, рассказать, почему вы вернулись так издалека и как долго это должно длиться.

Она говорила ласково, но не слишком серьезно.

И тогда Старик ответил наставительно:

— Чему должно быть, должно свершиться. Живой или мертвый, каждый должен исполнить свое предназначение.

И чтобы сменить тему, добавил со своей обычной жизнерадостностью:

— И раз уж тебе выпало печь блины, пеки их хорошо, пока живая, а то, боюсь, придется тебе каяться после смерти.

Были у Старика и другие развлечения.

Например, ему случалось проводить послеобеденное время играя в шары. Как-то раз вечером один пийавер (pillawer — игрок в шары) из Ла-Фейе, который ездил в турне по краю, попросил приюта в Кераннью.

Этот пийавер был наслышан о потр-козе.

Пийаверы — люди ловкие, но пребывают в заблуждении, думая, что они умнее, чем есть. И вот этот пийавер, набив табаком свою глиняную трубочку и разжигая ее огнем от очага, сказал Терезе, что он не прочь познакомиться со Стариком, о котором так много говорят.

— Да, пожалуйста, он как раз сейчас играет в шары наверху, на чердаке. Идите, взгляните на него. Только я должна вас предупредить, что он не очень- то любит, когда его беспокоят.

— Не волнуйтесь за меня, — ответил пийавер с насмешливым видом, — мне приходилось иметь дело с людьми и похитрее, чем этот простак. Я хочу ему предложить партию в шары.

— Осторожнее! На вашем месте я вела бы себя потише.

Но пийавер уже поднимался по лестнице. Когда он спустился, это был какой-то мешок истерзанной плоти. Его выхаживали на ферме больше месяца.

Когда он был уже вне опасности, Тереза не удержалась, чтобы не подтрунить над ним.

— А что я вам говорила, дорогой мой бедняжка!.. Вот и ваше турне теперь пропало. Придется вам возвращаться домой с пустым кошельком и с помятой спиной. Вы уж не рассказывайте о вашем приключении парням из Ла-Фейе, они вас сочтут глупцом. Но мне-то хотя бы скажите, что там произошло.

Пийавер плачущим тоном стал ей рассказывать. Ах! Он будет помнить всегда этот урок! Он действительно предложил Старику сыграть вдвоем. «Прекрасно, — ответил Старик. — Я буду игроком, а ты шаром». И, зажав в руке нашего пийавера, он начал его мять, словно простой шарик, и бросать из конца в конец комнаты. «Катись, пийавер!» К счастью, дверь чердака осталась полуоткрытой, и пийавер сумел в нее проскользнуть. Его подобрали внизу, а дальше вам все известно.

На следующий год он снова появился в Кераннью, — этот дом славился своим гостеприимством. Естественно, он даже шепотом не произнес слово «потр-коз». На этот раз он только и просил, чтобы посидеть смирно на скамье перед очагом и покурить свою трубочку. Но не успел он присесть, как его что- то толкнуло в огонь, он едва не сгорел. Он поднялся, подошел к столу и сел возле него. Но тут же невидимые руки ущипнули его до крови за ляжку и градом посыпавшиеся пощечины исполосовали его щеки. Пришлось ему поспешно уехать. С тех пор он не осмеливался даже проезжать через земли этой фермы. Старик долго еще смеялся над этим приключением.

Настоящий насмешник был этот Старик.

Когда наступала ночь и все молитвы были прочитаны, я вас уверяю — в усадьбе Кераннью все спешили побыстрее зарыться в постель. Потому что тот, кто укладывался последним, получал сзади такой шлепок, что после этого он мог спать только на животе. Ужасный Старик отпечатывал вам на коже всю ладонь и все свои пять пальцев. А отпечатанное место болело потом еще целую неделю.

Тем временем Тереза, которая стала красивой и крепкой девушкой, покинула ферму, чтобы выйти замуж. Дети выросли и теперь могли обходится без ее заботы, и вдова Кераннью не сочла нужным искать кого-нибудь на ее место. Главная служанка, которой немного повысили жалованье, взяла на себя ее обязанности. Потр-коз ее не любил. Она была gringouse — несговорчивая. Вечно ворчала, жаловалась, брюзжала. В общем, совсем другая песня. Или, вернее, Тереза ушла и вообще никакой песни больше не было. Прощай, славное время! Старик сделался от этого очень угрюмым и хмурым. Все видели, что он только и искал случая, чтобы устроить какой-нибудь подвох старшей — а теперь единственной — служанке. Она сама ему все время давала повод.

Старик, как я уже рассказывала, всегда с большим удовольствием смотрел, как пекут блины. Когда их пекли в разных местах дома, он приходил именно на кухню и садился возле служанки — назовем ее, если хотите, Мона. Первый раз она его просто плохо приняла. На второй — дала ему твердо понять, что не потерпит больше его присутствия. Но Старик был не из тех, кого можно смутить. В третий четверг он по-прежнему был на своем посту. На этот раз Мона разъярилась. Она принялась бурчать:

— Надоел мне этот Старик. Сидит и смотрит на меня все время исподтишка. Ну да я ему отобью охоту к блинам!

И когда она переворачивала блин, она быстро подхватила его на лопатку и влепила горячий блин прямо в лицо Старику.

Бедняга взвыл от боли. Он прыгал, бегал по дому, словно ошпаренная кошка, потом скользнул в дверь и исчез в полях.

Служанка поздравляла себя с тем, что навсегда избавилась от этого непоседливого гостя.

Сказать правду, этим вечером все могли лечь спать спокойно. Никто не получил шлепка по заду. Мона ликовала, вытянувшись под одеялом, и заснула абсолютно счастливой. Вдруг ей почудилось во сне, что ее простыни стали твердыми, как доски, и что, лежа между верхней и нижней, она зажата, словно пшеничное зерно между жерновами. Она открыла глаза. Каково же было ее изумление, когда она поняла, что стоит и ее тело вот-вот будет раздавлено между кроватью и соседним шкафом! Она стала кричать и звать на помощь.

Все повскакали с постелей и сбежались к ней. Когда ее освободили, тело у нее было — сплошной ушиб, всю остальную жизнь она хромала.

Хозяйка Кераннью, вдова Старика, сказала ей, когда ее ужас несколько утих: