— Конкуренция, — пожал плечами Дронго. — Таких банд, как
ваша, развелось слишком много. И все деньги дают. Вот они и привыкли.
— Почему банда? — обиделся Арчил. — Мы серьезным делом
занимаемся, коммерцией.
— Вчера видел твоих охранников. С такими рожами коммерцией
не занимаются. Это, правда, не мое дело, я всего лишь ищу твоего племянника,
но, честно говоря, не люблю всех воров, тем более воров в законе.
— Храбрый ты очень. Все в лицо говоришь. Мне еще таких слов
никто не говорил. Нет, вру. Был один в камере, говорил громкие слова. Этой
ночью его и кончили. А ты молодец, ничего не боишься. И голова у тебя здорово
работает. Как это ты сразу вышел на Ларису? Мои дураки всю гостиницу обшарили,
а такого придумать не смогли.
Девушка принесла бутылку коньяка и большой поднос с
бутербродами.
— Оставь все и уходи, — приказал Арчил, сам разливая коньяк
по фужерам. — Не брезгуй. Одну рюмку можно. Пью за тебя. Ты человек духовой,
отчаянный. Мне такие нравятся. Найдешь Реваза или его похитителей — и я буду
твоим должником на всю жизнь.
Дронго заставил себя сделать несколько глотков. Коньяк был
действительно отменным.
Арчил выпил все залпом, крякнул и, не закусывая, налил себе
еще один фужер.
В этот момент раздался очередной телефонный звонок.
На этот раз, видимо, сообщение было более приятным, и Арчил,
спокойно его выслушав, просто положил трубку.
— Коновалова брала визу в Турцию, разрешение на поездку ей
дали два месяца назад.
— Предположим, они улетели или уехали. Откуда они могли
улететь? Из Шереметьева или есть еще чартерные рейсы? — спросил Дронго.
— Это мы узнаем. Если она прошла границу, это легко узнать.
— Границу Реваз мог пройти только под своей фамилией. Но
почему он до сих пор ничего не сообщил? Здесь что-то не стыкуется. Вы займитесь
границей, узнайте, прошла ли Коновалова где-нибудь границу. И заодно проверьте
паспорт своего племянника Реваза Гогия. А я снова поеду в отель. Мне все-таки
не нравится это исчезновение. Так не бывает. Он обязательно должен был хоть
кого-то предупредить.
— Тебе люди нужны?
— У вас есть доверенный человек, которого хорошо знают в
«Савое»?
— Конечно.
— Тогда пусть он поедет со мной. И Манучар тоже. Сегодня
нужно быть очень осторожными. Милиция уже наверняка начала расследование
убийства нашего знакомого. Как бы нам не привлечь ненужного внимания.
— Это пусть тебя не волнует, — успокоил его, улыбаясь,
Арчил, — вся московская милиция у меня в кулаке. Чтобы моего гостя арестовали
за преступление, которое он к тому же не совершал? Быть такого никогда не
может.
— Будем считать, что вы меня успокоили, — ответил Дронго.
Следующие четыре часа он провел в «Савое», стараясь не привлекать
к себе внимания подозрительных швейцаров, уже наслышанных о вчерашнем убийстве.
Все было тщетно. Он, правда, нашел один пожарный выход, откуда мог уйти
незамеченным Реваз, но от этого было не легче. Дверь закрывалась обычно на
замок, и ключи были только у персонала гостиницы. Как осторожно удалось узнать
Дронго, у убитого Коли такие ключи были наверняка.
Следовало предположить, что дежуривший в тот день портье
выпустил через этот выход Реваза и его спутницу, так что они остались не
замеченными для остальных. Последнюю ночь Реваз был в номере. Дронго вдруг
вспомнил, что Давид рассказал ему о проститутках, с которыми Реваз провел эту
последнюю ночь. Удивительная история, если учесть, что в нескольких метрах его
ждала любимая девушка. Зачем ему нужны были эти проститутки, почему он просто
не позвал к себе Коновалову? Или не спустился к ней. Ревазу нужно было иметь
алиби — как же он этого не понял сразу! От огорчения Дронго даже стукнул
кулаком по стене, вызвав удивленное восклицание своих сопровождающих. Он теряет
свою квалификацию. Разве можно было верить рассказам Давида, методам его людей,
если самый толковый среди них — идиот Манучар. Как он сразу этого не понял!
Нужно будет еще раз допросить девушек, бывших в ту ночь с Ревазом. Обязательно
их найти и допросить.
Он обернулся к человеку Арчила.
— Мне нужны те две девушки, которые были в последнюю ночь с
Ревазом. Вы можете мне их найти?
— Под землей найдем, — мрачно пообещал его спутник.
Дронго вспомнил Давида. Как они все любят искать под землей,
словно там действительно что-то можно найти, среди мертвых!
Глава 8
В больницу он ворвался прямо в плаще. Медсестра бежала за
ним, напуганная его удостоверением из контрразведки, и умоляла накинуть на себя
белый халат. У реанимационного отделения стояли бледные Коробовы. Рядом плакала
их младшая дочь.
— Он жив? — закричал сразу Колчин, обращаясь к отцу Бориса.
Тот кивнул:
— Пока жив, ему, кажется, делают операцию.
— Как это случилось?
— Он шел на стоянку, когда его сбила машина. Все слышали
удар и видели отъезжающие «Жигули».
— Милиция была на месте?
— Приехали, — вздохнул Павел. Он, как и все офицеры КГБ, не
очень любил и не очень доверял работникам МВД. — Сделали несколько обмеров и
сразу уехали. Работнички! Небось даже искать не будут.
— Он на вашу стоянку шел, — постарался вспомнить Колчин, —
там же поворот. Где его могли сбить?
— Уже на площади, когда он переходил дорогу.
— Странно, там же все хорошо видно, — еще раз вспомнил Колчин.
— Номера автомобиля никто не видел?
— Не видели, водитель пьяный, наверное, был. Мне потом
ребята сказали, что Борис прыгнуть успел в последний момент. Помнишь, он ведь
одно время увлекался гимнастикой?
— Кто ведет его дело, знаешь?
— Какой-то следователь Салтанаев. Кажется, так его зовут. Из
Сокольнического района. Точнее не знаю.
— Я все выясню, — успокоил друга Колчин, — лишь бы Борька
жив остался.
К ним вышел врач.
— Что с ним? — сразу бросились к врачу мать и сестра Бориса.
— Будет жить, — вздохнул врач. — Слава Богу, организм
молодой, здоровый. Кроме того, он успел изогнуться и смягчить удар. А того
лихача наказать нужно. Средь бела дня на людей наезжать. Совсем беспредел!
Мать, не выдержав, заплакала. Муж обнял ее, успокаивая.
Поняв, что ему здесь больше делать нечего, Колчин поспешил вниз, на улицу.
Позвонив из приемного отделения и предупредив, что
задержится, Колчин поехал в Сокольнический УВД. Следователя Салтанаева ему
пришлось ждать еще добрых полчаса, пока наконец в коридоре появился небритый,
помятый, с каким-то потухшим взглядом старший лейтенант. Форма сидела на нем
небрежно, китель был сильно помят.