Улыбка пересмешника - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 38

Максим Белоусов поднимался по лестнице, подталкивая перед собой Алису, хотя в этом не было необходимости – она послушно шла, не оборачиваясь. Задержалась она только на четвертом этаже, возле родительской квартиры, но тут Белоусов сказал ей в спину одно слово:

– Выше!

И Алиса поднялась на пятый.

Толкнув незапертую дверь своей квартиры, Максим включил свет и сразу прошел в ванную, где громко загудели потревоженные сонные трубы и зашумела вода.

– Давай в кухню. – Он высунулся на секунду, стряхивая воду с рук, окинул ее взглядом и снова скрылся за дверью.

«В кухню так в кухню». Алиса сбросила сандалии, босиком прошла по полу и оказалась в кухне, где не было ничего, кроме очень чистой и явно дорогой плиты, подвесного шкафа с посудой и нескольких ковриков, сложенных пестрыми рулончиками вдоль стены. Без мебели комната показалась Алисе неожиданно просторной, в отличие от кухни ее родителей, загроможденной стульями, табуретками и двумя холодильниками.

– Любой, какой тебе нравится, – сказал бесшумно подошедший Максим.

Он взял один из рулонов и развернул посреди комнаты.

– Мадам, стол к вашим услугам!

– Ты собираешься меня кормить?

Она улыбнулась, и ему подумалось, что девушка вовсе не кажется напуганной произошедшим.

– Я собираюсь с тобой выпить.

– Я не пью! – запротестовала Алиса, но он уже выливал в кастрюльку булькающее красное вино, сыпал какие-то душистые специи из крохотных жестяных коробочек и помешивал варево длинной деревянной ложкой.

Рассматривая его, Алиса заметила, что шорты он сменил на домашние штаны, и ей стало смешно.

– Максим, а почему у тебя майка порвана?

Он оглядел себя, ничуть не смущаясь.

– Порвал, пока надевал. Торопился.

– Ты выглядишь как жертва разбоя, – она рассмеялась. – Хотя нет! Ты выглядишь как разбойник!

Он смотрел на нее, невольно улыбаясь, хотя этот день, шедший с утра наперекосяк, должен был по всем законам подлости завершиться именно так: ее возвращением поздно вечером с каким-то лощеным хмырем, похожим на актера, которого он видел с ней уже второй раз, и появлением гоп-компании, членам которой он едва не переломал руки – настолько был зол и на них, и на нее. Когда Максим вышел на балкон выкурить сигарету перед сном и понял, что происходит внизу, он скатился по лестнице как был, в трусах и старой футболке, едва не вышиб дверь, и чудом удержался, чтобы не впечатать головой в стену того урода, который стоял возле Алисы, пережав ей шею. Хорошо, что в последнюю секунду привычка контролировать себя взяла верх.

Максим разлил по чашкам горячий глинтвейн и протянул одну Алисе, обернув ручку салфеткой, чтобы она не обожглась. Алиса сидела на сине-зеленом коврике, похожем на море, отпивала маленькими глоточками из чашки, и он видел по ее глазам, что она снова канула куда-то. Только что была с ним, улыбалась ему – и вот исчезла, словно провалилась в кроличью нору и помчалась за невидимым ему кроликом, оставив после себя только тень той Алисы, которую он знал. Точнее, думал, что знает.

Максим Белоусов, врач тридцати восьми лет, считавший себя уравновешенным человеком, впал в ярость второй раз за вечер, и, едва сдерживаясь, чтобы не тряхнуть как следует за плечи девушку, сидевшую напротив, спросил без всякого предисловия, жестко и зло:

– Алиса, скажи мне, что ты делаешь со своей жизнью?

Ему удалось выдернуть ее из кроличьей норы. Она подняла на него глаза, и ее улыбка – слегка рассеянная улыбка, живущая в уголках губ и маленькой ямочке на левой щеке, – исчезла.

– Ты сама понимаешь, что тебе нужна помощь?

Она аккуратно отставила чашку в сторону и поднялась, всем своим видом словно говоря: «Спасибо за гостеприимство, но мне пора».

– Сядь. Сядь, я тебе говорю! И выслушай меня...

Вместо того чтобы послушаться, Алиса отошла к окну. Теперь она стояла, отвернувшись от него, – маленькая, хрупкая, как одуванчик, тонкий стебелек которого вот-вот подломится. Она закрылась сразу, окончательно и бесповоротно, и он чувствовал, что достучаться до нее будет невозможно. Это раньше она слушала его и называла «доктор Максим Степанович» – в полушутку-полусерьез, при встрече рассказывала ему смешные случаи, происходившие с ней в институте, и с восхищением глазела на его жену. Машка как-то раз отозвалась в презрительном тоне о рыжей студентке, дочери «нижних» соседей и неожиданно для себя получила от мужа резкую отповедь – тем более изумившую ее, что в их паре прерогатива резких язвительных реплик полностью сохранялась за ней. Позже он догадался, что Машка, с ее непереносимостью красивых женщин в радиусе километра вокруг себя, всего лишь пыталась дать предупредительный залп, но перестаралась, потому что Максим не считал Алису красивой. К ней не подходило это слово, которым все чаще в последнее время называли девушек-моделей, одинаковых, как телевизоры, или таких женщин, как его бывшая жена.

– Алиса...

– Я никогда не оставлю своего мужа, – наконец сказала она невыразительным голосом.

– Да мне плевать на твоего мужа! – взорвался Максим. – Я тебе о другом говорю!

Алиса обернулась, и тонкие загорелые руки взметнулись, словно она пыталась остановить слова, которые он собирался произнести. От этого беспомощного, которые детского жеста Максим Белоусов неожиданно смешался и закончил совсем не так, как хотел:

– Так больше нельзя...

– Мне пора. – Это прозвучало так завершенно, словно она не собиралась больше говорить ни слова.

Максим пару секунд смотрел на нее, затем покачал головой.

– Ладно. Пойдем, я тебя провожу.

– Макс, здесь один пролет!

– Я тебя провожу, – раздельно повторил он. – Пойдем.

Они молча спустились и встали возле двери, освещенной подрагивающим светом старой дребезжащей лампочки. Алиса достала ключи, позвенела связкой.

– Спасибо тебе, Макс. Мне правда пора.

Ключ провернулся, рыжие волосы мелькнули в темноте коридора, и дверь закрылась с извиняющимся скрипом.

Максим услышал, как в глубине квартиры крикнули: «Мам, пап, это я! Вы уже спите?», стиснул зубы и в ярости ударил кулаком в стену.

Когда начальник службы безопасности по фамилии Туканов вышел из кабинета, у него было ощущение, будто Кирилл Кручинин щелкнул клыками ему вслед. Он поторопился закрыть за собой дверь, потому что была у Туканова маленькая, но весьма неприятная фобия: не любил поворачиваться спиной к собственному шефу. Иногда про себя он звал Кручинина вурдалаком – но только тогда, когда никто не мог подслушать его мысли.