Путешествие из России. Империя в четырех измерениях. Третье измерение - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Битов cтр.№ 40

Но скоро дело делается, да не скоро сказка сказывается…

Роман этот оставим пока в творческих планах…

А я, даже в этом крохотном очерке, все еще докатиться не могу до того, что же привело меня в Уфу, человека, как бы принципиально не склонного к искусственным решениям и придуманным темам. Какое все-таки имею я непосредственное отношение к мотоциклу?

То ли что у меня жила-была машина!

То ли что я разморозил двигатель?

То ли что идея была с самого начала порочна – созвать не любящих уже друг друга друзей и устроить групповую оргию фальши?

Но с такой неумолимой последовательностью в установлении причинных связей можно дойти до самого факта собственного рождения и заколебаться в необходимости своего появления на свет…

А такое я имею ко всему отношение, что все это со мной случилось. Я этого не выбирал.

По крайней мере, теперь я живу в полной неуверенности, что через пять минут ко мне не ввалятся новые искренние мои друзья: чуть пьяные слесаря и чуть трезвые мото– и автогонщики.

Что-нибудь куда-нибудь постоянно катится… Поэтому название «Колесо» очень удачное, не правда ли?

Катится камешек из-под ноги, несколько независимо, как бы упорствуя и упираясь, переваливаясь и покачиваясь, но катится! Катишься ты вслед за камешком.

Катится каждое колесо машины – и вся она катится, и все машины – катятся.

И мое колесо все катится по Садовому кольцу, с тех пор как я умудрился (смех и грех!) потерять его посреди московского трафика.

И само Садовое кольцо, я думаю, катится из-под машины. Особенно когда летит по его белой середине заморский гость.

Катится шар по зеленому сукну, пока не попадает в лузу. Если же не попадает – опять катится.

Катится яблочко по блюдечку: синие моря, голубые горы, леса – зеленые…

Сама Земля катится по своей орбите. Кто нарисовал идеальный этот эллипс?

Катится все куда-то в ожидании своей лузы, лунки, ямки, могилки.

С тех пор как кто-то, нет уже имени у этого Ползунова или Кулибина, сказал: «А катись-ка ты…» – что он имел в виду? – с тех пор все туда и катится. Нет имени у автора колеса, к услугам поэтов, желающих иметь имя.

Катится мяч по полю – самая любимая, внятная людям игра. Приостановиться в своем качении, посмотреть, как что-то без них катается. Бразилия – Англия 1:0.

Даже плавание – такая независимость от качения! – оказалось, как выяснили дельфины, тоже качением. И парус – то же колесо, турбинная лопатка.

И скольжение, я думаю, всего лишь неудавшееся качение.

Выкатывается лист из машинки.

Поэтому хотя бы – как мне не восхищаться мастерами качения! Какая идеальная условность прикатиться первым к произвольно выбранной кем-то цели. Детская прелесть проведения по земле неровной черты. Финиш.

Катятся два колеса – и катится весь мотоцикл; к тому же катится он почти по кругу. Вращение в качении – головокружительно. И как мудро абстрактно! Пусть снобы говорят, что соревнования в качении – бессмысленны, ибо сами-то снобы не знают, куда катятся всю свою жизнь, и лишь присваивают себе целевое осмысленное существование, а сами катятся – и пусть катятся… В направлении, указанном безымянным Ползуновым.

Плавно катится моя жизнь на квадратных колесах, которые я старательно и вовремя смазываю, чтобы не скрипели.

Двадцать пять китайских шаров друг в друге – головокружение, невероятный волчок…

Как во сне, нарушая законы трения и тяготения, все катится, кружится, скользит, летит, слегка пританцовывая: планеты, люди, ракеты – по часовой и по кругу, вокруг себя и кругом кого-то – танец сна, планета танца. Вальс – часы.

Катится само время по склону времени же, как круглый будильник.

Шире круг!

Там-там! Там-барам-там-там!

Летка-енка – вас приглашает тан-це-вать!

Все на мототрек!

А нас уже встречают!.. Мой сосед-кандидат спускается по трапу и пропадает в объятиях. Он идет в расступающейся толпе – цветы, руки, приветствия на незнакомом языке, – дарит всех светом своей улыбки, помахивает каракулевым пирожком… И Рафика – ах, Рафик, Рафик, Рафик, Рафик, Рафик!.. – встречают, кружком поменьше, верные и преданные друзья, верящие в его будущее. Я выпадаю в осадок, спускаюсь один по трапу на совершенно пустое поле – но на краю его светит мне сдержанная улыбка до ушей – Сева! Сева! Друг мой ситный.

Там! Там! Там-барам-там-там! – катятся бодрые звуки летки-енки по летному полю.

Мы садимся в машину. Сева за рулем. Р-р-р! – на первой передаче до шестидесяти, р-р-р! – на второй до девяноста, р-р-р! – на третьей до ста тридцати, р-р-р! – на четвертой сто шестьдесят. Так едет только 412-й! Так мощно трещит только он! Он отрывает звуки летки-енки, назойливой, как пластырь, от моих ушей…

…Но точно такая музыка – вновь на мототреке. Бодрая, словно нагишом по снегу, она звучит из замерзших репродукторов, воскрешая воспоминания молочно-восковой спелости. Музыка имени Нели Нехорошевой. Ах, как, рука в руке, скользили мы, бывало, в Парке культуры и отдыха имени китайца Цэ Пэ-као (шутка того времени). Летки-енки тогда еще не было, но Неля была, и теперь она танцует летку-енку, в том же катковом стиле, мужественно не стареющая девочка, сохраняющая себя для поездки во Францию вот уже пятнадцать лет.

Каток приходит в голову совсем кстати, потому что гонки по льду происходят именно на нем, в отсутствие конькобежцев, конькобежцы же катаются в отсутствие мотогонщиков.

И правильно. Гонки – это вам не парное катание по телевизору…

С птичьего полета мототрек похож на серое гнездо с одним большим сверкающим яйцом, наверное птицы Рух. Никаких мотоциклов не видно – просто гнездо, мирное и неподвижное, а из яйца еще не вылупился страшный цыпленок. Однако, если вы пролетите низко, до вас уже донесется ужасный треск, означающий, по-видимому, что цыпленок проклевывается…

Трек находится, как правило, на окраине и в восприятии как бы не принадлежит городу в той мере, как театр, или кафе, или метро… Он отделен, вставлен, экзотичен. Поездка на трек поэтому в большей степени мероприятие, чем любой наш городской поход. Вылазку на трек можно в этом смысле сравнить с рыбалкой, что ли… Мы едем куда-то, когда едем на трек, едем как за город. Мы ждем от трека невольно чего-то особого – и он всегда неожидан…

Вот начались новые районы, вот пригород, и дома все реже, вот одинокий домишко и рощица… Вот снова что-то: пустырь, какие-то сараи, свалка, опять пустырь… И вдруг перед вами трек, странное сооружение. Но как только вы окунетесь в этот иной, вставной для города мир (это будет уже вид с трибуны), а окунетесь вы неизбежно, посмотрев первый же заезд, и потом вдруг оглядитесь вокруг и увидите как бы в обратном порядке пустырь, свалку, сараи, строительство, стайку инвалидных колясок (инвалиды – мотоболельщики с оттенком профессионализма), жидкий лужок с неведомой козою, новый жилмассив за рощицей, а там уже угадывается и город с его теснотой и уже как бы далекостью от вас, – тут вас разбудит треск нового заезда, и вам покажется, что все, что видели вокруг, так необходимо относится к мототреку, так цельно и художественно с ним связано, будто это не мототрек вкраплен чужеродно в окружающий мир, а весь этот мир принадлежит мототреку и неуловимо зависит от него… И это уже будет окончательно…