— А геология? — не удержавшись, поинтересовался я.
— Уважаю я сию науку, — строго сообщил купец. — Ибо землестроению основой оная.
— Понятно. Обезвредишь постового, когда он войдет сюда? Только все надо сделать тихо
— Угум-с... — солидно кивнул купчина. — Сделаем в лучшем виде.
Я проследил за тем, как он занял место около двери, и тихонечко переполз к жене адвоката.
— Дора Ипатьевна. Тут такое дело. Надо бы покричать. Жалобно, испуганно, чтобы часовой зашел внутрь.
— Что вы себе... — пискнул козлобородый, но увидев ствол пистолета перед носом, опять заткнулся.
Матрона мгновение промедлила, внимательно заглянула мне в глаза и кивнула.
— По сигналу... — я обаятельно ей улыбнулся, переместился на свое место, приготовился взять на прицел дверь и жестом дал команду начинать.
Дама гулко прокашлялась, помассировала себе горло и, глубоко вздохнув, запричитала неожиданно густым басом:
— Ой-ой, помира-а-аю!!! Пама-а-агите, люди добрые! В грудях дави-и-ит. Ж-жеть, мочи прям нет. Ой-ей, помира-а-аю... Дайте воды, водички-и-и дайте...
В ее голосе было столько жути и страданий, что даже я проникся. Видимо, постовой гармонист тоже, потому что уже через секунду он влетел в кают-компанию и, воинственно потрясая своим винтарем, заорал:
— А ну заткнись, курва старая...
На слове «старая» фраза закончилась, потому что купец с размаху шваркнул парня по темечку кулаком. Сверху вниз, как молотом.
Постовой утробно хрюкнул и с жутким грохотом рухнул на пол.
Я про себя зло выматерился и метнулся к двери. Вот же... Тебе бы быков на бойне глушить, а не часовых снимать. Громила хренов...
К счастью, в коридоре никто так и не появился. Я уступил место Александру Николаевичу, уже вооружившемуся древней винтовкой системы Бердана № 2
[2], и быстро обшмонал постового.
У него, помимо винтаря, еще нашелся длинный мясницкий тесак и тяжелый как топор «смит-вессон», той самой, «русской»
[3] модели.
— Это мой, — тихо сказал капитан. — Отобрали, сволочи.
— Вы в состоянии помочь нам? — я переломил револьвер, проверил патроны в каморах барабана и закрыл его опять.
Моряк поморщился и отрицательно мотнул головой. Да, тут не поспоришь, отделали его на славу. Едва дышит, наверное, ребра поломаны, да и лицо всмятку, опухло так, что глаза в щелочки превратились.
— Я помогу, — с готовностью вызвался второй помощник. — Вебер Илья Ипполитович. Стрелять обучен.
Я немного поколебался, перерезал ему путы на руках и сунул «смит-вессон» рукояткой вперед. Морда решительная, в глазах злость, вроде как должен справиться.
— Вы как? — я глянул на матросов.
— Поможем... — ответил самый пожилой из них, лысый как яйцо худой мужик в измазанном маслом рваном тельнике. Остальные молча закивали. Особого желания у них на лицах не светилось, но и на том ладно.
— Хорошо, держи, — я предал лысому тесак. — И освободи всех. Илья Ипполитович, ваша с матросами задача охранять женщин и детей. До тех пор, пока мы не вернемся. Забаррикадируйтесь здесь и ждите.
— А если вы не вернетесь? — с кислой рожей переспросил адвокат. Его жена с досадой хлопнула руками по бедрам, совсем было уже собралась осадить муженька, но ее опередил белобородый в халате.
— Постыдились бы. Живо прекратите! — презрительно рыкнул он на Казимира и, уже обращаясь ко мне, спокойно сказал: — Позвольте представиться, действительный статский советник, Илларионов Георгий Иванович. Вы не обращайте на него внимания, молодой человек. Делайте свое дело, а мы тут сами справимся.
Я кивнул и посмотрел на Вейсмана.
— Самуил Эныкович, нам будет нужен проводник по кораблю.
— Почему сразу я? А без меня никак? Веиз мир! И что я с этого буду иметь, кроме дырки в голове? — сразу возмутился кок, но все-таки встал. — Мало нам гембеля... Ну никуда без старого еврея. Хорошо, хорошо...
— Вы со мной? — поинтересовался я у купца.
— Угум-с... — ответ любителя геологии оказался предельно кратким.
— Тогда вперед...
Но, прежде чем я покинул кают-компанию, сорвалась с места дама в пеньюаре. Она быстрым шагом подошла, торжественно перекрестила меня, скромно чмокнула в лоб и, опустив глаза, застенчиво прошептала:
— Я Вера... Вера Александровна Соломина. Мое сердце с вами, мой герой...
Ее девочки прощально замахали мне ручками, а пацан скорчил рожу и показал язык.
М-да...
Когда мы вышли в коридор, я поинтересовался у кока:
— Самуил Эныкович, где взбунтовавшиеся матросики могут сейчас быть?
— Я вам что, провидец? Уверяю, совсем нет, — сварливо хмыкнул повар и тут же, по своему обычаю, сменил гнев на милость: — Но могу подумать. Машина не под парами, судно в дрейфе, таким образом, могу предположить, что на мостике никого нет. Тогда где эти шлемазлы? Где, где... П-фе... Конечно же всем кагалом курвят Шмуклера на предмет лавэ, которое он снял с пассажиров за спасение от красных.
— И много взял? — не задать этот вопрос я просто не мог.
— С меня пять тысяч, — угрюмо буркнул купец. — Золотом...
— А с Кази шесть, — тут же наябедничал еврей. — Только французскими франками и британскими фунтами. Я слышал, как он жалился своей мадам, что Шмуклерович обобрал его до нитки.
— Где деньги передавали?
— На борту, а где же еще, — повар ухмыльнулся. — Как я понял, Шмуклер в фатерлянд больше возвращаться не собирается. Думаю, с остальных взято в примерных размерах. Вот только в какой валюте, увы, не знаю. Но уж точно не теми смешными резаными бумажками. Изя ни за что не продешевит. Еще тот поц.
И тут же раздраженно отвел пальцем от себя ствол берданки, которым Даценко ненавязчиво тыкал его в бок.
— Я вас умоляю, уважаемый, уберите в сторону свой винт. Мне еще не хватало на старости лет схлопотать лишнюю дырку в моем драгоценном организме.
Купец с шумом втянул в себя воздух, показалось, что он сейчас разорвет еврея на клочки, но любитель геологии поступил совсем иначе. Он просто сунул свою берданку Самуилу Эныковичу в руки, потом оглянулся по сторонам и рывком выдрал внушительное не ошкуренное березовое бревно, подпирающие какую-то трубу под потолком в коридоре. Тут же просветлел лицом и играючи взял деревину наперевес.