Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Меняйлов cтр.№ 41

Из всех трех вышеприведенных гипотез (учитывая дух планеты, на которой Льва Николаевича причисляют к сумасшедшим, а жену его Софью Андреевну считают за идеал жены), естественно, не может не воцариться предположение о поджоге полной ранеными Москвы некими якобы русскими духовно-нравственными чудо-богатырями.

Да-да, во-первых, русскими, во-вторых, из них лучшими из лучших.

Однако, при ознакомлении с источниками (мемуарами) о пожаре Москвы невозможно не споткнуться о некоторые странности систематического характера — противоречащие гипотезе о нравственно озверевших русских. Прежде всего, никто при вступлении Наполеона не заметил русских чудо-богатырей. Обыкновенные русские (остались, например в Воспитательном доме, с маленькими детьми, старших пешком из города вывели) повально были заняты тушением пожаров, с чем им справиться не удалось, поскольку в тот день разыгралась такая буря, какой старожилы не помнили — и все это без капли дождя. Напротив, все те несколько поджигателей, которых захватили с поличным, находились в последней степени опьянения. (Кстати, в войска Гитлера из десятков тысяч английских военнопленных перешли только человек тридцать — все сплошь опустившиеся алкаши.) Иначе говоря, поджигатели находились в особогипнабельном состоянии, то есть не могли не выполнять разрушительных пожеланий самого сильного в тот момент в Москве гипнотизера!!

Среди поджигателей был также отмечен и один выживший из ума (!) слепой (!) старик (!). Как известно, этот тип, наравне с теми, кто находится в состоянии наркотического или алкогольного опьянения, намного лучше зрячих и не утративших от интоксикаций разного рода критического мышления чувствует, чего от него ожидает яркий некрофил—и исполняет ожидаемое. (Кстати, подхалим и субвождь Ростопчин, подобно алкашам, должен был действительно вдруг захотеть сжечь город.)

«Странности» во все времена разрешались одним единственным способом — выявлением скрытого стержня происходящего — достоверным объяснением, иногда с привлечением прежде замалчиваемого материала.

В данном случае — достаточно вспомнить о событии известном, том самом, за которое корсиканца высмеивали и высмеивают на Руси так, что «самонадеянное ничтожество» в гробу, наверное, не просто переворачивается, но крутится волчком.

Разумеется, это — четырехчасовое ожидание Наполеоном на Поклонной горе депутации бояр с ключами от города.

Наполеон так и говорил: «бояр».

Когда стало ясно, что делегации бояр не будет, наполеоновцы решили русским помочь и — благо от тогдашней Москвы до Поклонной горы было рукой подать — сели на коней и отправились отлавливать лучших русских людей.

Выбирали будто по списку некрофилических профессий из «КАТАРСИСа-1». Депутацию составляли двенадцать «лучших русских людей» — купчики, чиновники, неясных занятий мещане и один утверждавший, что он дворянин, — все пьяные.

Наполеону, которому уже довелось убедиться, что русские умирают, но не сдаются, достаточно было одного взгляда на «лучших людей», чтобы вынести им диагноз.

«Имбеци-илы», — брезгливо сказал страждущий ключей от великого города — и отвернулся, чтобы ни разу более не посмотреть в их сторону.

«Имбецил» — это французское слово. Означает оно — «идиот». Диагноз неизлечимой болезни.

Наполеон знал, что это — не русские.

Он жаждал победы над русскими, а привели своих. («Вы все нуждаетесь в наркотике», — презрительно сказал Наполеон своим на о. Св. Елены.)

Итак, и изъявившие желание поклониться Наполеону, и те, которых задерживали при попытке поджечь Москву, и те, которые остались преданы вождю Наполеону вплоть до ссылки на остров, принадлежали к одному психологическому типу! Это была пьянь!

Таким свойственно выполнять пожелания вождя!

Но и те, и другие, и третьи менее всего были Наполеону интересны — одними лениво пользовался, к другим на Поклонной горе даже не подошел, а вот поджигателей приказал расстрелять.

(Расстрел или какой иной способ умерщвления вождем наиболее преданных ему соратников — сюжет в мировой истории весьма и весьма распространенный. Дело, разумеется, не в какой-то особенной глупости вождей. Просто сверхвожди — параноики и удержаться от панических мыслей о якобы готовящемся на них покушении не в состоянии; стоит же подобным мыслям появиться, как появляются и исполнители — парадоксально, но это наиболее преданные подхалимы. Так что, их уничтожение — способ продления вождем своего биологического существования. А в Москве — способ сохранить крышу над головой.)

Итак, огонь к деревянным строениям Москвы подносили, действительно, русские — по языку, в каком-то смысле по крови, но не по духу. Это была пьянь, подхалимы, торговцы, сволочь гипнабельная, наполеоновцы. И желание, вдруг и одновременно в них возникшее, было не их желанием!

Москва сгорела потому, что всякий сверхвождь — раб собственного извращенного влияния на людей…

А узнать свои тайные мысли и подсознательные влечения он может лишь наблюдая за вдруг возникшими одновременными желаниями тех, кто его окружает.

Все это звенья одной цепи, цепи единого металла, сковывающей «странности» той эпохи воедино. Странности поведения адмирала Чичагова, странные приказы графа Ростопчина, странности поведения Александра I, систематические победы Наполеона в сражениях с превосходящим по численности противником, странные обстоятельства его смерти от множества ядов, когда исполнителями казни стали свои, и так далее… Точно так же и Москва была подожжена все теми же своими — послушными тем галлюцинациям, которые властвовали над законченным невротиком Наполеоном.

Наполеон не мог войти в Москву, даже не защищаемую, — это да, но почему Наполеон, скучавший в ожидании бояр на Поклонной горе, не мог не думать о том, что Москва непременно загорится — и притом с десяти концов?

А вот почему.

Еще в 1805 году Наполеон во всеуслышанье заявил, что у полководцев есть свой возраст для завоеваний, что-де еще лет шесть, и его карьера полководца закончится.

Шестилетний срок истекал в 1811 году, соответственно, в кампании 1812 года, наблюдая, как многократно уступающие по численности русские армии из сражения в сражение ускользали от разгрома — причем даже новобранцы (а Наполеон, замечая, что его старая гвардия лучше остальных его гостей наступает, видимо, веровал, что профессионалы лучше и защищаются), — Наполеон не мог не вообразить, что карьера его кончена. А раз кончена, то впереди только гибель и, возможно, плен и даже издевательства в виде показа в клетке — с обнаженными-то сантиметровыми гениталиями! (Не случайно впервые в жизни после боя под Малоярославцем Наполеон приказал доставить ему яд!) Параноику не мог не пригрезиться конец!

Обстоятельства его смерти легко предсказываются.