Губатый отхлебнул обжигающий кофе и добавил:
– Если он будет, этот отъезд.
Ельцов даже не повернулся в его сторону, но чашку взял и вышел из рубки на корму.
– Ух, какие мы гордые, – сказала Изотова ему в спину. – Нашел время выпендриваться, Кузя!
Олег бросил на нее через плечо взгляд, который должен был бы разложить Ленку на атомы, но нужного эффекта не достиг, только продемонстрировал сливового цвета гематому, из-под которой едва виднелся налитый кровью глаз.
– Чем это ты его? – поинтересовался Губатый в полголоса.
– Пяткой, – негромко отозвалась Изотова. – Отношения решил выяснять, козел! Руками махал. Орал шепотом, чтобы ты не услышал. А потом «аппарат» достал и с нежностями, чтобы доказать мужское превосходство. Ну, я вывернулась и пяткой… Еще и по колокольчикам дала, для закрепления успеха.
– Не боишься, что задушит ночью…
– Дрочить теперь он будет ночью, до мозолей! Я на «Тайне» ночую. Все, достал!
– Слушай, Ленка…
– Не лезь, Пима! Не твои заботы. Это мое дело.
– Опасаюсь, что не только твое…
– Брось! – огрызнулась она.
– Есть некоторые технические вопросы. Например, сегодня он нужен нам на подстраховке. Обязательно нужен. И мне бы не хотелось, чтобы Олег кого-нибудь из нас угробил. Особенно если вспомнить вчерашнее твое предупреждение.
– Раз нужен, то никуда не денется, – отрезала Изотова. – Будет стоять! Я сказала! Плохо ты его знаешь, Леша. Там, где дело касается «бабок», щепетильностью Ельцов не отличается. Пока ты ему нужен для того, чтобы достать жемчуг со дна, он все стерпит. Хочешь, можешь и его трахнуть за лишний процентик. А вот с того момента, как ты поднимешь сейф наверх – прикрывай зад тазиком. Тут уж он себя проявит, можешь не гадать. Ты думаешь он меня ревнует? Ага, два раза! Вот если бы ты меня купил… У него купил, сечешь, он бы с тобой поторговался, а потом бы еще и ноги мне придержал, если бы я несогласная была.
– Преувеличиваешь, – сказал Пименов с сомнением.
– Преуменьшаю.
– Хороший у тебя костыль, Изотова… Надежная поддержка!
– А ты не суди! Какой есть – от Бога! Как видишь – шанс он мне дал. И, если честно, – она тряхнула головой, словно отбрасывая воспоминания, – помог выжить. Не выжила бы я без него, Пима. Это честно. Но и он бы без меня не выжил.
– Голодали, что ли?
– Разное было, – отозвалась Ленка с неохотой. – Зачем тебе подробности? Не парься, старик, спать лучше будешь… Жизнь – она, знаешь, какая жесткая штука? Гораздо жестче х..я! Все, кончаем базар! Что брать с собой?
– Все то же, работаем в костюмах…
– О, черт! Пима! Обязательно напяливать на себя это гондон?
– Если я не ошибаюсь, глубины там начинаются от двадцати пяти…
– Ну, и что? – удивилась Изотова.
– Давай грузиться, по дороге объясню. И кончай курить перед погружением, – он выхватил из ее губ наполовину выкуренную сигарету и загасил в пепельнице уже полной окурков. – Вечером кури на здоровье, а сейчас не смей!
– Вы что, сговорились? – возмутилась Ленка. – Тебе что, больше учить некого?
Они вышли на палубу.
– Вода здесь прогрета, – объяснил Пименов громко и внятно, чтобы и Ельцов расслышал все, до последнего слова. – И, в принципе, если нет штормов и не приходит сгонный ветер или холодное течение, в здешних местах метров до 15-ти можно безболезненно ходить без костюма, правда не более чем минут десять. Здесь же нам с тобой придется ходить гораздо глубже и намного дольше. И даже на небольших глубинах…
Он ухватил свою скубу и потащил ее к корме, кивнув головой Изотовой и Олегу, чтобы начинали переносить снаряжение.
– … так бывает далеко не всегда. Первое – после шторма слои воды перемешиваются и на термоклин можно нарваться и в метре под поверхностью. А первый раз попасть в термоклин, дорогие гости, это как первый секс – не забывается. Так говорят опытные дайверы, а они знают толк и в том, и в другом…
Губатый спрыгнул в лодку, принял из рук Ельцова свои баллоны и скубу Изотовой.
– Так что костюмы мы с тобой оденем, хоть я не уверен, что неопрен спасет нас при попадании в слой воды температуркой градусов в девять…
Изотова слушала внимательно, с серьезным выражением лица, а вот Олег не выдержал и фыркнул:
– А айсбергов там не будет? Между которыми плавают зубастые белые акулы?
– Не-а, – спокойно ответил Пименов подхватывая сумку со всем остальным снаряжением и опуская ее в лодку. – Айсбергов не будет, Олег. И белых акул тоже. Берите фляги с водой и поехали!
У конца нужной им скалы эхолот показал 22 метра . Через полсотни метров на экране прибора появилась цифра 33, а еще через двадцать – 35 метров. Дальше дно было, как горнолыжный склон и стало понятно, что с их аквалангами там делать нечего.
– Готовимся, – приказал Пименов. – Тридцать пять метров это, конечно, не абзац, но и не по бульвару гулять. Пятьдесят метров на воздухе, а не на смеси – это практически предел. Спуск на «one touch» – коснулся и наверх. Если мы не найдем «Ноту» на этих глубинах – поиски прекращаем. Дальше – или меняем оборудование или, что вероятнее, перестаем играть в кладоискателей. Потому что у меня для этих игр ни денег, ни желания нет!
Он посмотрел на Изотову и одноглазого Ельцова.
– Олег, твоя задача! Мы спускаемся «на привязи», а ты следишь за фалами. Если видишь или чувствуешь три рывка – хватай веревку и тащи изо всех сил. У Ленки фал с красным «бантиком». У меня без бантика. Надеюсь, ты не дальтоник! Все понятно?
Ельцов кивнул.
– И еще, – сказал Губатый. – Если у тебя проблемы – выбираешь слабину и дергаешь два раза. Пауза и еще два раза. Быстрой помощи не обещаю, нужно время на всплытие. Но лучше позже, чем никогда! Проблемы – это чужое судно в бухте и прочие серьезные неприятности. Приступы тошноты от морской болезни проблемами не являются. Потерпишь сегодня. Понял?
Ельцов кивнул.
Пименов сверился с GPS, и бросил неподалеку от места, где скала уходила под воду, тяжелый якорь, снабженный красным пластиковым буйком – «сигналкой», и, когда якорные лапы крепко впились в грунт, принайтовил «Адвенчер» к проушине на поплавке.
– Тридцать пять минут восьмого, – Губатый посмотрел на часы наручного компьютера, и Изотова сделала то же самое. – Работаем. И будем считать, что у нас воздуха на тридцать минут.
Изотова опять шла первой, чуть ниже него, – облитая черным неопреном, с «фаберовской» спаркой на спине, – и оставляла за собой тоненький ручеек пузырьков. Пузырьки рвались наверх, туда, где на голубой поверхности была видна лодка – темный силуэт днища, пятно якорного поплавка, нити веревок страховки. Ленка плавно работала ластами спускаясь все ниже и ниже, в наступающий сумрак, оживленный проблесками мечущегося в испуге малька – серебристые сполохи от бегущих в панике рыбьих яслей то и дело пробивали полумрак.