Йатиме считала все это вздором. Люди просто боятся гор и ищут оправдание своим пустым страхам. История о таинственном камне наверняка выдумана.
Ей уже исполнилось двенадцать лет, она была второй дочерью кузнеца. В сообществе, где ей приходилось жить, Йатиме находилась на самой низкой ступени – даже ниже, чем ее старшая сестра. А ведь та была просто пустышкой и не интересовалась ничем, кроме собственной красоты. Наверняка не от большого ума она хвастала всем и каждому, что в один прекрасный день выйдет замуж за мясника и нарожает ему кучу детишек.
Йатиме считала это несправедливым.
Едва научившись думать, она почувствовала себя совсем другой. В деревне ее считали чудаковатой. И не только потому, что по ночам она пела звездам и разговаривала с животными. Нет, она вдобавок видела сны о том, чего еще не было. И совсем недавно ей снова приснился такой сон. Она видела людей со светлой кожей, спустившихся с неба на огромном животном, – а ведь именно об этом говорилось в древнем пророчестве. Но мать, как всегда, отвесила ей основательный подзатыльник и проворчала, что в нее вселился дух женщины из народа теллем.
Другие дети тоже ее дразнили, но Йатиме это было безразлично. Она избегала их и предпочитала проводить время в зарослях кустарников. Она любила тишину и уединение, когда никто не мешает думать. И, между прочим, никогда не оставалась одна – рядом всегда был Джабо. Джабо – дворняжка, помесь собаки и шакала, которого Йатиме нашла еще совсем щенком. Целую неделю ей пришлось выхаживать раненую псину. У Джабо уцелел только один глаз, уши у него скорбно висели, вдобавок он заметно прихрамывал. Но это не имело никакого значения. Он был лучшим защитником, которого только можно пожелать. Чуткий, с отменным нюхом, бдительный и отважный, как лев. Другие дети Джабо не жаловали из-за его безобразия, агрессивности и обидчивости, но Йатиме его просто обожала, и пес отвечал ей взаимностью. Похоже, он чувствовал, что эта девочка – такая же отверженная, как и он сам.
Йатиме храбро ступила на узкий каменный мост. Она бы охотно делала шаги пошире, но мешала длинная юбка. Девочка остановилась и подвязала подол юбки к поясу, а затем сунула в рот два пальца и отрывисто свистнула.
Из кустарника появился Джабо. Он трусил, свесив язык на сторону и зорко обозревая окрестности единственным глазом.
– Где ты пропадал? – Йатиме погладила друга по голове и потрепала висячее ухо. – Снова охотился на кроликов? Ты же знаешь – эта мелюзга слишком проворна для тебя. Но не огорчайся: у меня всегда найдется для тебя кусочек вяленого мяса, – девочка похлопала по сумке, висевшей на ее плече. – Но тебе придется его заслужить. Я хочу сходить в Запретный город. Ты со мной?
Джабо вопросительно склонил голову набок.
– Это недалеко. Он начинается за теми зелеными кустами. Там есть тень. Идем!
Джабо коротко тявкнул и захромал к мостику. Йатиме подхватила сумку и поспешила за ним.
16
Путешествие «Пачакутека» проходило благополучно. Попутный ветер помог дирижаблю быстро преодолеть альпийские хребты и понес его дальше на юг. Справа осталась Монте Лимидарио, слева – Монте Тамаро. Обе вершины достигали высоты более двух тысяч метров. Между ними тянулась синяя лента озера Лаго Маджоре. Впереди уже можно было разглядеть полноводную По, самую длинную реку Италии, а дальше голубело Адриатическое море.
Хотя светило солнце и небо было чистым, воздух все еще оставался холодным. Оскар стоял, укутавшись в толстую зимнюю куртку, в носовой части воздушного корабля и наблюдал за Гумбольдтом, который возился с измерительными приборами.
– Рад, что хотя бы ты составляешь мне компанию, – проговорил ученый. – На остальных рассчитывать не приходится. Сегодня я их даже не видел.
– Кажется, наши дамы уютно устроились в кают-компании с чашечкой чаю, – ответил Оскар. – Если не ошибаюсь, они изучают дневник Беллхайма. Шарлотта говорит, что поднимется на палубу гондолы только тогда, когда температура достигнет десяти градусов.
– Ждать придется недолго, – заметил исследователь. – Мы уже в Италии. Впереди Милан, а там и до Итальянской Ривьеры рукой подать.
– А мне нравится здесь, на большой высоте, – сказал Оскар. – Солнце и совершенно чистый воздух. Эти берлинские туманы кого угодно сведут с ума.
Юноша машинально потер предплечье. После схватки с Беллхаймом там постоянно чувствовался какой-то зуд.
– Если хочешь, можешь помочь мне с измерениями, – предложил Гумбольдт. – Хотелось бы точно определить, с какой скоростью мы сейчас движемся.
– И что мне делать?
– Возьми хронометр с секундомером. Он лежит в деревянном футляре. И поосторожнее – это очень ценный прибор. А я займусь теодолитом.
– Но каким образом мы определим скорость «Пачакутека»?
– Примерно следующим образом, – пояснил ученый. – Я выбираю две точки на карте и отмечаю их. Вот, например, соборы в городках Луино и Вальтавалия. Согласно карте, колокольни обоих расположены на расстоянии 5,4 километра одна от другой. Как только мы окажемся точно над первой колокольней, ты нажмешь кнопку секундомера и остановишь стрелку над второй. Зная время и расстояние, мы легко вычислим нашу скорость. Но поторопись, мы уже приближаемся до Луино.
Оскар направился к рундуку, в котором Гумбольдт хранил измерительные приборы. Шкатулка с хронометром оказалась на самом верху. Он открыл ее и достал инструмент – восхитительный образец мастерства швейцарских часовщиков, сверкающий золотом и бронзой. На пестром циферблате располагались дюжины стрелок, двигавшихся с различной скоростью и отсчитывавшие время в разных точках мира. Прибор жужжал и подрагивал, как живой.
– Готов?
– Готов!
– Начинаем, – Гумбольдт поднял указательный палец. – Три… два… один… Нажимай!
Оскар надавил на кнопку и стал сосредоточенно следить за тем, как секундная стрелка медленно описала полную окружность. Затем еще одну, и еще. Когда почти истекла четвертая минута, ученый вскинул руку, помедлил и скомандовал:
– Стоп!
Оскар снова нажал кнопку.
– Четыре минуты пять секунд, – доложил он.
Гумбольдт взялся за карандаш и принялся вычислять. Получив результат, он улыбнулся.
– Восемьдесят километров в час, – произнес он. – Неплохо, а?
– Как это нам удается развивать такую скорость, если моторы выключены?
– Дело в том, что сейчас мы движемся вместе с воздушным течением. Оседлали ветер, так сказать. И до того, как стихнуть, это течение доставит нас к самому морскому побережью. Потом мы запустим двигатели. В остальном погода продолжает нам благоприятствовать.
– И сколько еще осталось до нашей цели?
Гумбольдт бросил взгляд на карту.
– Всего нам необходимо пролететь около четырех тысяч километров. Восемьсот уже позади. Разделим три тысячи двести на нашу скорость… – Он черкнул на листке блокнота несколько цифр и удовлетворенно кивнул. – Почти два дня. Но не похоже, чтобы мы могли держать такую скорость на протяжении всего полета, поэтому – дня три. И это очень неплохой темп, скажу я тебе.