Она поднялась и хлопнула в ладоши. Прислуга помогла гостям встать – и весьма своевременно, так как некоторые из приглашенных едва ли смогли бы обойтись без помощи.
Когда столовая почти опустела, Оскар спросил:
– Это твоих рук дело, Элиза?
– Что ты имеешь в виду?
Оскар кивнул на толстяка с бакенбардами, который как раз наполнял бокал пуншем.
– Ах, это, – гаитянка лукаво улыбнулась. – Маленькое колдовство. На моей родине такие вещи случаются сплошь и рядом.
– Ты удивительным образом все устроила, – шепнул Гумбольдт. – Кто знает, как повернулось бы дело, если бы этот кретин высказал все, что думает. – Он наклонился и поцеловал черные вьющиеся волосы на макушке Элизы. – Как настроение? Хочешь потанцевать?
– Я думала, ты никогда этого у меня не спросишь, – Элиза протянула руку своему близкому другу, и под звуки вальса они направились в соседнюю комнату.
10
Только в половине двенадцатого Оскар почувствовал усталость. Ему и в голову не приходило, что танцы могут доставить столько удовольствия. Танцором он был совсем неопытным, но Шарлотта оказалась снисходительной партнершей и не жаловалась, когда он наступал ей на ногу или сбивался с такта.
– Кажется, вы оба неплохо проводите время, – улыбнулась Элиза. – Смотрите, чтобы не закружилась голова.
– По-моему, Шарлотта вообще не знает усталости, – проговорил Оскар, отдуваясь. – Я-то думал, что я в хорошей форме, но за ней мне точно не угнаться!
Он взглянул на кузину, которая как раз отплясывала мазурку с каким-то немолодым господином.
– Это, конечно, существенно, – заметил Гумбольдт, – но я бы хотел, чтобы ты все-таки сосредоточился на нашем деле.
– Что? – Оскар с трудом оторвал взгляд от девушки.
– Я говорю о том, что фрау Беллхайм рассказала мне после доклада мужа. Она упомянула дневник, который он вел в Африке. Там содержатся два важных момента. Во-первых – упоминается народ догонов, а во-вторых – некий метеорит.
Оскар моментально очнулся.
– Метеорит? Кусок горной породы, попавшей на Землю из космоса?
– Совершенно верно, – Гумбольдт оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не слышит. – Я хочу показать тебе кое-что. Следуй за нами.
Оскар проскользнул вслед за Гумбольдтом и Элизой в одну из боковых дверей, за которой оказалась библиотека.
– Вот! – исследователь указал на высокий старинный шкаф с застекленными дверцами. – Тебе ничего не бросается в глаза?
Оскар вплотную приблизился к шкафу. На первый взгляд он выглядел безупречно, но вблизи оказалось, что некоторые стекла в дверцах выбиты или покрыты трещинами. Часть инкрустации отсутствовала, а в одном из стекол прямо посередине зияло круглое отверстие с оплавленными краями.
Юноша вопросительно взглянул на исследователя, и тот кивнул.
– Странно, не так ли?
– Что же это может означать?
– Понятия не имею. Все, что мне известно, – подобные отверстия имеются в стеклах во всем доме. Особенно в таких местах, которые малодоступны и не сразу бросаются в глаза. Фрау Беллхайм показала их мне, но сама она не может объяснить их происхождение.
– И что вы об этом думаете?
– Ничего. Сейчас этап накопления информации. Известно только то, что все эти повреждения появились только после того, как Рихард Беллхайм вернулся из экспедиции.
Исследователь скрестил руки на груди и выпрямился.
– Ты знаешь, что фрау Беллхайм поручила мне выяснить причину недуга ее мужа?
– Шарлотта мне рассказала.
– Хорошо. Тогда ты можешь представить, насколько для нас важно заполучить этот дневник. Я уверен: там мы найдем факты, которые нам нужны. Я уже просил фрау Беллхайм разрешить мне ознакомиться с записями ее мужа, но она наотрез отказала под предлогом, что там содержатся сведения исключительно личного характера. Однако мне кажется, что она просто боится взглянуть в лицо правде.
– И чем же я тут могу помочь? – Оскар заглянул в прохладные и насмешливые глаза своего новообретенного отца. – Минуточку… Ты… Ты хочешь, чтобы я его украл?
– Я хочу, чтобы ты его одолжил, – с улыбкой ответил Гумбольдт. – Я не могу приказать тебе сделать это, но у меня такое странное чувство… Словом, интуиция подсказывает мне, что в Африке с Беллхаймом что-то случилось. Что-то такое, о чем нам совершенно необходимо знать. Беллхайм делает все возможное, чтобы казаться обычным больным, но чем больше усилий он для этого прилагает, тем больше у меня сомнений. Знал бы ты его раньше! Это был отчаянный сорвиголова, полный неудержимой энергии и честолюбия. Он всегда точно знал, чего хочет и как этого добиться. На этом пути он набил себе множество синяков и шишек, но женщины боготворили его. Тот человек, которого мы видим здесь, – всего лишь жалкое подобие Рихарда Беллхайма. Или кто-то другой, пытающийся выдать себя за него.
Оскар не слишком хорошо понял, что его отец имеет в виду, зато прекрасно уловил, чего от него ждут.
– Ладно, – вздохнул он. – Дневник так дневник. Но я должен знать, где его искать и, что еще важнее, когда мне этим заняться?
Гумбольдт взглянул на циферблат напольных часов, стоявших в дальнем углу.
– Сейчас одиннадцать тридцать. Через четверть часа музыка смолкнет, и все гости покинут дом, чтобы встретить Новый год под открытым небом и полюбоваться фейерверком. В твоем распоряжении окажется целых полчаса. Начни со спальни – обычно там хранят самые интимные вещи и бумаги. Загляни в ночной столик, потом в шкаф и секретер. Это должна быть старая тетрадь, довольно сильно потрепанная, – ведь она провела почти два года в Африке.
– А когда я ее найду?
– Меня интересуют только самые последние записи – нет ли там каких-либо упоминаний о метеорите. Вот тебе карандаш и лист бумаги, – Гумбольдт извлек из жилетного кармана письменные принадлежности и протянул Оскару. – Если найдешь что-то важное, скопируй запись.
– Но что будет, если меня там застанут?
– Придумай какую-нибудь отговорку. С твоим-то опытом! Ступай, а я пока придумаю подходящую причину, чтобы объяснить твое отсутствие.
11
Едва Оскар ступил на лестницу, как за окном грянули первые разрывы хлопушек и петард. Как и рассчитывал Гумбольдт, гости толпой повалили во двор, за ними последовали горничные и служанки. Близился торжественный момент – до Нового года оставались считанные минуты.
Оскар, до сих пор прятавшийся за массивным футляром напольных часов, теперь бесшумно, как кошка, поднимался на второй этаж. Ни одна ступенька не скрипнула под его ногами.
Наверху он остановился и осмотрелся. Перед ним был длинный коридор, в который выходили двери шести комнат. Коридор был освещен газовыми рожками, горевшими вполсилы, и казался пустым. Оскар постоял, внимательно прислушиваясь.