– Когда вы легли спать?
– Кажется, около одиннадцати.
– По вашим наблюдениям, кто-нибудь проявлял особую неприязнь к профессору Ледюку?
– Он был не из самых популярных преподавателей, – сказал Натаниэль. – Но его уважали.
– Уважали или боялись?
Натаниэль молчал.
– А вы? Что чувствовали вы?
– Я его уважал.
– За что?
– Я… Я…
– Вы его боялись, верно? – тихо спросила она.
– Нет! Я был благодарен за то, что он меня выбрал.
Лакост кивнула. Возможно, это правда. Если Герцог стал его наставником, то другие кадеты, вероятно, оставили парня в покое. Но Ледюк, конечно же, знал, что в свое время он отказал в приеме этому пареньку, а коммандер Гамаш собственной властью изменил его решение.
Не поэтому ли Ледюк пригласил его? Потому что Гамаш отдал ему предпочтение? Ледюк хотел изгадить все, что заслужило особое внимание коммандера?
– Пожалуйста, соберите вещи, необходимые для того, чтобы несколько ночей провести в другом месте, – сказала Лакост, вставая. – И возьмите с собой карту.
Натаниэль тоже поднялся:
– Что? Почему?
– Вас учили оспаривать приказы?
– Нет.
– Тогда, пожалуйста, делайте то, что я сказала.
– Она где-то здесь, – сказала Амелия.
Сначала агент Квебекской полиции, а теперь и она сама обшаривала комнату под наблюдением Жана Ги Бовуара.
Это не заняло много времени. В комнате было мало мебели. Кровать, письменный стол. Комод с ящиками и небольшой шкаф, в котором висела форма академии.
Ящики комода были пусты, кроме одного, – там лежали носки, трусики, бюстгальтеры.
Зато здесь было много книг. Они стояли на полках над столом, на полу, у стен. Амелия сама сделала полки из кирпичей и старых досок.
Она открывала каждую книгу, встряхивала ее. Но изнутри ничего не вылетало.
– Хватит, – сказал Бовуар. – Карты здесь нет.
Он показал ей на кровать, и она села. Бовуар подтащил стул поближе, сел, наклонился к Амелии и тихо спросил:
– Так где же она?
– Не знаю.
Девушка казалась искренне взволнованной.
Бовуару не нравилось то, что он видел, глядя на Амелию Шоке, однако он не мог не признать, что с самого начала занятий кадет Шоке никогда не притворялась кем-то другим.
Это бодрило и тревожило одновременно.
Но это вовсе не означало, что она не способна лгать.
– Вы отдали карту профессору Ледюку?
– Что? – удивилась Амелия. – Нет, конечно нет. С какой стати?
– Когда вы видели ее в последний раз? – спросил Бовуар.
– Не знаю.
– Постарайтесь вспомнить, кадет.
До сих пор этот симпатичный преподаватель никем другим для нее и не был. Просто преподавателем. Он читал курс «Оперативная работа на месте преступления и ее методы». Еще Амелии было известно, что он заместитель коммандера Гамаша, второе лицо в академии.
И его зять. Она узнала это, когда увидела фотографию в доме коммандера. И хранила тайну, чтобы воспользоваться ею в moment juste
[38].
Но Амелия никогда не думала о нем как о полноценном инспекторе отдела по расследованию убийств и одном из старших офицеров Квебекской полиции. Она даже не знала о нем ничего такого.
До этого момента.
На ее глазах преподаватель превратился в важного инспектора.
Амелия покачала головой и всплеснула руками от отчаяния:
– Я не знаю, где она.
– Профессор Ледюк просил вас прислуживать ему, – сказал Бовуар.
– Он не просил, – возразила она. – Он приказал. И никогда не называл это «прислуживать». Это была честь, возможность.
– А вы тоже так на это смотрели?
– У меня и выбора-то особого не было. Я просто делала, что мне говорили.
– Непохоже, чтобы он вам нравился.
– Мне никто не нравится, – сказала Амелия.
– Вы испытывали к нему неприязнь?
– Я ни к кому не испытываю неприязни.
– Правда? – спросил он. – Вы выше человеческих слабостей?
– Послушайте, я здесь для того, чтобы научиться быть агентом Квебекской полиции. А не заводить дружбу.
– Вы знаете, что вам много лет придется работать с теми, с кем вы сейчас учитесь? Может, вам стоит научиться дружить с ними. И даже проявлять неприязнь.
– Да, сэр.
Бовуар посмотрел на нее и увидел в ее глазах ум. И если не страх, то озабоченность.
Он знал, что у нее есть причины для беспокойства. Также как и для опасений.
Ее карта пропала. Либо она отдала ее убитому, либо кто-то взял карту у нее и подложил в ящик к Ледюку. В любом случае внимание фокусировалось на ней. Кадет Шоке оказалась в перекрестье прицела. Бовуар понимал это. И конечно, она тоже понимала.
– Соберите, пожалуйста, какие-нибудь вещи. Несколько ночей вы будете ночевать не здесь. Агент проводит вас.
– Зачем? Из-за карты?
Это был вопрос вдогонку, но ответа Амелия не получила.
– Можно войти? – спросила Лакост, стукнув один раз и открыв дверь. – Вы уже встретились с мэром и шефом полиции?
Гамаш встал из-за стола и пригласил ее сесть в кресло у дивана, а сам занял другое.
– Oui. Бедняга. Я ему сочувствую. В последние месяцы я пытался вернуть доверие мэра. И наконец на последнем городском собрании, невзирая на доводы советников, он одобрил волонтерскую программу с академией, а тут такое случилось.
– Но академия и город никак не связаны, – сказала Лакост.
– Нет, но академия предстает в очень плохом свете, ты так не считаешь? Убили одного из наших преподавателей! Разве теперь люди поверят мэру, что для детей здесь безопасно и они могут использовать наш бассейн или хоккейную площадку?
– Понимаю, – сказала она.
Было ясно, что Гамаш искренне расстроен. Но, как подозревала Лакост, отнюдь не тем, что произошло жестокое убийство одного из коллег. Его печалило, что этот хороший человек, нынешний мэр, и дети района ущемлены в своих правах, и опять Сержем Ледюком.
– Шеф полиции настроен более оптимистически, – сказал Гамаш. – Предлагает помощь.
Изабель Лакост разгладила стрелочки на брюках, потом посмотрела на бывшего шефа:
– Я даже не представляла, что тут такое враждебное окружение, patron.