Огнем и мечом. Россия между "польским орлом" и "шведским львом". 1512-1634 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Александр Путятин cтр.№ 65

12 марта 1610 года полки Михаила Скопина-Шуйского торжественно вступили в столицу. Простой народ встречал юного победителя с энтузиазмом. Совсем иное отношение к нему было в высших кругах. Успехи царского племянника в боярской среде вызывали зависть и будили ненависть. Сам Скопин тоже не горел желанием встречаться с царедворцами. Если верить Р.Г. Скрынникову , воевода хотел из Александровской слободы скорым маршем идти к Смоленску. И лишь категорический приказ Шуйского вынудил Скопина привести полки в Москву.

Впрочем, внешне все выглядело пристойно. Вожди Думы наперебой давали торжественные пиры в честь победителя, царь всячески демонстрировал ему свою благодарность и любовь. Из всех «больших бояр» только недалекий и завистливый Дмитрий Шуйский проявлял истинные чувства к племяннику. Неудивительно, что именно царского брата молва обвинила в отравлении Скопина, когда после одного из пиров тот внезапно разболелся и умер. Был ли князь Михаил на самом деле отравлен? Вероятнее всего, да. Опоила ли его ядовитым вином жена Дмитрия Шуйского Екатерина, дочь известного опричника Малюты Скуратова? Вполне возможно. Семья Вельских ^[56] знала толк в лекарствах и ядах.

Но нельзя исключать и другие варианты…

Когда армия Скопина стояла в Александровской слободе, к нему приезжали посланники от Прокопия Ляпунова. Вождь рязанских дворян предлагал князю Михаилу принять участие в заговоре против Шуйского. Многие историки трактуют это как попытку добиться добровольной передачи власти от дяди к племяннику. Они забывают, что братья Ляпуновы почти всегда действовали заодно с другим претендентом на трон, Василием Васильевичем Голицыным. Не исключено, что и на сей раз старые друзья были в одной политической «упряжке». Сторонники этой группировки всеми силами пытались «выбить» трон из-под суздальской династии. Им шла на пользу любая рознь в клане Шуйских. Однако идеальным вариантам для Голицыных была такая смерть популярного и талантливого Скопина, в которой молва обвинила бы царя Василия и его семью. Но это, подчеркну, лишь один из возможных вариантов. В том змеином гнезде, каким стал Кремлевский дворец при Шуйском, «ужалить» удачливого соперника мог практически любой вельможа.

Из крупных группировок вне подозрений, пожалуй, только старомосковское боярство. Их лидер, Филарет Романов, в это время сидел с поляками в Волоколамске. Весенняя распутица надолго заперла их в Иосифовом монастыре. От безделья паны быстро перессорились. Во время потасовки Ружинский неудачно упал раненым боком на каменные ступени. 4 апреля он скончался. После смерти гетмана большая часть армии во главе со Зборовским ушла к Смоленску, а отряды Руцкого и Мархоцкого остались на месте. 21 мая 1610 года монастырь взяли штурмом войска Валуева. Из полутора тысяч поляков и «русских воров» в живых остолось меньше трехсот, в том числе Филарет Романов. В Москву «тушинский патриарх» попал уже в июне. И отправился он не в тюрьму или на дыбу, как ожидали многие, а в родовые хоромы Китай-города.

Неизвестно, что собирался делать с одним из «главных лиходеев» царь Василий, но за Романова горячо вступился Гермоген. Он публично объявил Филарета жертвой «зловредного вора» и вернул ему сан ростовского митрополита.

Заметим два важных момента в поступке Гермогена. Это было первое значимое действие патриарха с января 1608 года. Тогда, после женитьбы Василия Шуйского на Марии Буйносовой, Гермоген словно воды в рот набрал. Но что еще более важно, подобное благодушие к вчерашнему врагу для него совершенно нетипично. По мнению большинства современников, Гермоген был «нравом груб», «прикрут в словесех и воззрениях ». Еще интереснее, что вскоре, по мнению Р.Г. Скрынникова, ростовский митрополит завладел «большой властью над патриархом» . Странности в поведении Гермогена можно объяснить той позицией, которую занял Филарет в момент распада тушинского лагеря. Предложенные Романовым статьи Смоленского договора, где от Владислава требовался обязательный переход в православие, а политика его ставилась в зависимость от «Всей Земли», произвели благоприятное впечатление на Гермогена. Он почувствовал в Филарете единомышленника, который точно так же болеет за судьбу России. Переход на службу к врагам Шуйского патриарх уже не мог ставить кому-либо в вину. Царь Василий неоднократно предавал всех и вся, цинично нарушал священные клятвы, а потому не заслуживал верности подданных. Однако, понимая и прощая других, для себя Гермоген считал невозможным нарушить единожды данную присягу. Филарет был более гибок в политическом плане. Когда ситуация изменилась, он быстро нашел общий язык с теми, кто готовил свержение Шуйского.

А перемены уже буквально стучались в дверь. Вместо умершего Скопина царь назначил командующим своего брата Дмитрия. При первой же встрече с польскими войсками тот нарушил все принципы ведения боя, которых держался его победоносный предшественник. Начал Дмитрий Шуйский с того, что разделил войска.

Далеко впереди от основной армии действовал пятитысячный авангард Григория Валуева. 14 июня в районе Царева Займища к его укрепленным позициям подошли полки коронного гетмана Жол-кевкого. В их составе было не менее двух тысяч жолкнеров, чуть больше тысячи польских пехотинцев и около трех тысяч казаков.

Штурмовать острог Валуева Жолкевский не стал. Лучший полководец Сигизмунда III никогда не действовал по шаблону. На счету 63-летнего ветерана числилось к этому времени немало громких побед: и над шведами в Лифляндии, и над казаками Наливайко, и над войсками польских рокошан. Валуев еще 14 июня послал к Дмитрию Шуйскому гонца с сообщением о встрече с противником, но царский брат медлил… А тем временем к врагу подошли подкрепления во главе с паном Зборовским. Присоединились к Жолкевскому и тушинские казаки Заруцкого. Таким образом, численность королевского войска перед битвой возросла почти вдвое. Однако гетман и теперь не пошел на штурм позиций Валуева. Вместо этого Жолкевский разбил вокруг острожка лагерь и, оставив в нем отряд из 700 пехотинцев, с главными силами в ночь с 23 на 24 июня вышел навстречу Шуйскому.

В русско-шведской армии было, по разным данным, от 16 до 30 тысяч бойцов. Это как минимум в полтора раза больше, чем у Жолкевского. Но гетман знал, с кем имеет дело, и рассчитывал на фактор внезапности. Интуиция не обманула поляка. Полки Дмитрия Шуйского остановились на краю большого поля близ деревни Клушино, в 20 километрах севернее Гжатска. В принципе, место для ночевки они выбрали неплохое. С трех сторон лагерь окружали леса. Достаточно было прикрыть четвертую крепкой деревоземляной стеной, и это укрепление остановило бы польскую кавалерию. Но царский брат ограничился плетнем из хвороста, к которому не выставил ночью даже сторожевые заставы. Сам лагерь вместо рва и вала он окружил лишь кольцом из обозных телег.

На рассвете 24 июня 1610 года королевская армия развернулась для атаки. В первой линии стояли лучшие конные полки Зборовского и Струся, во второй — остальная кавалерия и пешие роты. За левым флангом, напротив палаток Делагарди, спрятались в кустах несколько казацких сотен. Передовые отряды пехотинцев скрытно подошли к неохраняемому плетню и начали рубить в нем проходы для конницы. Стук топоров разбудил русских стрельцов и мушкетеров Делагарди. Они успели добежать до остатков плетня и открыли огонь до того, как гусарские хоругви начали атаку. Пока шел огневой бой, союзные полки построились для битвы. Но если Делагарди впереди расположил пехотный строй, а кавалерию поставил сзади, то Василий Шуйский сделал все наоборот.