Сначала они обсуждали всякие «Враждебные существа», «Убитых или Покоренных Тварей и Особ», потом перешли к алфавитному перечню «Дам, По Коим Страдали», затем, хронологически, к «Великим Подвигам» и «Победам Над Смертью», что в свете нынешних обстоятельств имело несколько зловещий оттенок. Первая часть охватывала некоторых черных магов, людоедские виды флоры и фауны, мверзей, дхолей, зомби, люмитов, лунных тварей, ленгийцев и тому подобных и в конце концов вела к Гаджу, которого они просто-напросто хотели прикончить и которому, по иронии судьбы, по всей вероятности — разве что чудо какое случится, — в очень скором времени предстояло прославиться в мире грез в качестве палача, прикончившего их самих!
Вторая серия «До того как» — Дамы, По Коим Страдали, явно оказалась не слишком подходящей темой для текущего момента. У Элдина, начавшего с «Аминза Ариз», вышибло слезу, прежде чем игра успела затронуть следующие буквы. Поскольку Аминза, да благословят Боги Снов память о ней, проснулась в тот самый день, когда они с Элдином должны были обвенчаться, отчего их роман резко и безвозвратно завершился.
А вот «Великие Подвиги» вполне подошли, поскольку оба авантюриста получили возможность немного похвастаться и взглянуть друг на друга с новым уважением, поскольку перечисление множества полузабытых к настоящему времени проявлений героизма давало для этого все основания. Ну, например, кто из воров мира грез мог бы повторить подвиг Герона — «расколоть» великую твердыню Первых? И кто, кроме неповторимого поджигателя Элдина Скитальца, позволил бы себе увидеть во сне, как сжигает с кремнем и огнивом целый город (гнездо Таларион)? (Что касается последнего подвига, то Герон всегда напоминал, что такое уже бывало и сделал это чуть ли не его тезка, некий Нерон, который, если память ему не изменяла, был обитателем мира яви.) И так далее. Увы, последней по времени из этих подвигов была вылазка, по поручению Куранеса, в Пустоши, лежащие за Зурой, где пират Гадж заметил их, узнал, взял в плен и теперь собирался убить.
Здесь они естественным образом перешли к «Победам Над Смертью». Этот перечень оказался самым длинным и включал в себя не только Тварей и Особ из первых серий, но и разнообразные опасности, такие как леденящий холод верхних слоев атмосферы, неодолимый Водоворот, переход по «доске» длиной в две с половиной мили над Южным морем, заклинание превращения в камень, брошенное лунной тварью, случай, когда их сожрала Оорн, брюхоногая богиня из первобытного Саркоманда, трясина, куда заманила их Латхи, роман (вплоть до полного разложения) с Зурой из Зуры и т. д. и т. п. ad infinitum. Вот только — и опять вполне естественно — эта тема опять привела их к нынешней встрече со смертью, которую им, похоже, предстояло не одолевать, а скорее просто ожидать, а значит, главное занятие — это игра «До того как». Потому что, вне всяких сомнений, этой паре неутомимых сновидцев предстояло лишь убить время до собственной кончины, которая не минует ни одного из них.
Правда, до кончины этой еще оставалось время, а у собеседников имелось еще немало перечней событий, которые следовало перебрать; новейшие из них относились к «Пройденным дорогам». И пусть даже это могло показаться похвальбой, но вряд ли можно было ожидать, что кто-то еще из сновидцев сумеет составить карту странствий, которая была бы хоть наполовину сравнима (и не менее достоверна) с той, какую могли бы оставить Герон и Элдин. Им довелось плавать на плоту из тростниковых деревьев через синее озеро у подножия Великих холодных гор и преодолевать водоворот по пути в плавни, раскинувшиеся за Таларионом. Из дебрей Талариона они добрались (прилетели) на спасительном листе Великого Древа в сады мага Нирасса, что в Тилисе. Из Тилиса их «магическим образом» перенесло в мгновение ока в могучую горную крепость. Они побывали на борту корабля снов Куранеса, корабля смерти Зуры, бумажного корабля фантома Латхи. Мверзи, ночные призраки, носили их над всеми безднами снов, они, через могучую подъемную систему Серанниана, выходили в эфирную среду, они на спине многоногого Бегуна прорывались через Ночные пещеры Пнота и через Липкое море. И это еще не все, далеко не все.
В воздушном заливе Серанниана они съезжали по световому столбу, исходящему из пытливых глаз Смотрителя, на небесный корабль, взмывали в высоту на обломке мачты и воздушном пузыре, взлетали на луну мира грез по винтовой колонне лунного света! И напоследок (только по времени, а отнюдь не по важности) они родились от девы — лунной бабочки к подножию (или на корни) волшебного лунного дерева, а оно впитало их и преобразовало в побеги, которые затем улетели вниз, в мир грез, и, наконец, они упали двумя нелепыми тыквами на берег Ская совсем рядом с Ултаром, где оба «возродились» и выросли.
— А теперь, — мрачно констатировал Элдин, — нас, похоже, унесут на этих проклятых неподъемных крестах в самое сердце мира грез — возможно, в пропасти самых чудовищных кошмаров!
Герон мог лишь кивнуть (в самом буквальном смысле) и согласиться:
— Ну да, еще одно чертово распятие, на которое ты меня затащил…
— Это шутка или обвинение? — с явным подозрением в голосе осведомился Элдин.
— Хе! — фыркнул Герон.
— Извинения приняты! — суховато бросил Элдин. — Знаешь, малый, ведь у нас есть список куда важнее тех, которыми мы тут забавлялись. И даже не вспомнили ни разу.
— И?..
— Ну как же? Он называется «Безвыходные положения, из которых нашелся выход», и в нем может найтись подсказка насчет того, как нам выбраться из нынешней лужи.
Герон осторожно повернул голову (пожалуй, единственную часть тела, которой он мог пошевелить) и пристально посмотрел на сотоварища, находившегося в таком же, как он, удручающем положении. Скиталец, крепко привязанный к большому деревянному кресту и висящий на нем над краем почти бездонного (к сожалению, лишь почти) провала, являл собой плачевное зрелище. Он никогда не был красавчиком, но сейчас выглядел совершенным уродом.
Элдин — старше Герона лет на дюжину, а может быть, и на все тридцать, с морщинистым, бородатым, весьма некрасивым лицом, с которого, впрочем, смотрели удивительно яркие голубые глаза; правда, сейчас один из них сделался черным. Крупный, массивный, длиннорукий, он даже немного походил на обезьяну, и все же, несмотря на всю его физическую мощь, каждое его движение или жест (когда он имел возможность двигаться) выдавали чувствительность души и глубокий ум. Увы, от силы сейчас мало что осталось — флибустьеры Гаджа избили его до полусмерти, — иначе Элдин давно уже разорвал бы свои веревки. Сейчас же Скитальцу оставалось лишь с усилием цедить слова сквозь разбитые губы, так что Герон подначивал его лишь для того, чтобы поддержать его дух. Элдин прекрасно это понимал; знал он также и то, что для Герона эта ночь тоже была не лучшей в жизни.
— Ну, ты-то как думаешь? — спросил он, мрачно взглянув на своего молодого товарища-сновидца. — Есть у нас выход или…
— Скорее всего, «или», — так же мрачно ответил Герон и осторожно выпрямил шею, поморщившись от резкой боли за ухом, где его волосы слиплись от запекшейся крови.
В своих сновидениях, как, впрочем, и прежде, в мире яви, Герон был высоким мускулистым блондином. Глаза у него были голубыми, как у Элдина, но светлее и могли мгновенно краснеть от злости или желтеть, когда он погружался в задумчивость, оказавшись в трудном положении. Сейчас они были желтоватыми, но толку от его раздумий не было. По природе своей он был добродушен, очень любил песни и девушек, но при этом являлся в бою волшебником-виртуозом любого холодного оружия, а костяшки его пальцев были тверды, как камень. Да, он сильно отличался от Элдина, но у них было и много общего. Прежде всего, они в равной степени обладали страстной тягой к чудесам и сходным, порой не без яда, чувством юмора. Земной мир снов подчас способствует образованию странных компаний попутчиков.