От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома - читать онлайн книгу. Автор: Нина Молева

Даль. Необъятная даль. Неба. Чуть подернутого и в лучах солнца сероватой жемчужной дымкой. Лугов. Голубых рек и озер. Сливающейся с горизонтом кромки лесов. Трель жаворонка. Могучий полет огромных чаек. Не морских — речных. Без суматохи, перекрикиваний. Неслышное скольжение широко распахнутых крыльев.

Курган. Единственный в округе. Затянутый мелколесьем кустарника и деревьев. В заплатах вывернутой местами черной земли.

И крест. Огромный. Серого камня. С россыпью пронзительно-синих, как бисер, цветов у подножья. Крест Трувора… Древняя Русь.

Написанному слову надо верить. Вернее — можно верить. А можно и не верить. Сомневаться. Домысливать. Выдвигать собственные предположения. С Крестом Трувора труднее: слишком точный и суровый образ, слившийся с местной землей. Словно рожденный ею. Ботаники говорят, сегодня на земле таких синих бисерных цветочков нет. Остается думать, их подняли из глубины веков, когда собрались обследовать крест. Передумали. Остался квадрат очень черной земли. Без травы. Без зелени. Плотно затянувшийся лазурной россыпью. Они помнятся как имя Трувора. Как полет чаек над лугами. Как тишина.

Окраина города, который сегодня называют Старый Изборск. Один из древнейших русских городов вместе со Смоленском и Полоцком. Это их упоминает летописец. По одному из преданий, основал его Словен, сын Гостомысла, и назвал «по себе» Словенском. Вот только нет объяснений, почему вдруг Словенск превратился в Изборск — в честь Избора, сына Словена. В 862 году его князем ненадолго стал Трувор.

Из далеких потомков ему отдала должные почести только Екатерина II, откликнувшаяся на то, что назывался всегда курган с крестом могилой Трувора. Распорядилась выбить памятную медаль с надписью: «До днесь памятен» и надписью внизу: «Трувор скончался в Изборске, 864 г.».

Судьба оказалась и в самом деле неблагосклонной к Изборску. До Трувора, как можно предположить, относился он к Полоцку, позже некоторое время управлялся наместником, а затем, при княгине Ольге, стал пригородом Пскова и на триста с лишним лет пропал из русской истории: никаких упоминаний в летописях, хозяйственных документах.

Зато последующие три столетия Изборск оказывается на передовой линии противостояния ливонским рыцарям. Но никто не назовет его городом-героем — просто в 1510 году вместе с Новгородом и Псковом присоединят к Москве, и дальше наступит полоса настоящего забвения. В 1708 году его припишут к Ингерманландской губернии, в 1710-м — к Петербургской. В 1719-м станет он уездным городом Псковской провинции, а в годы той же Екатерины Великой и вовсе заштатным уездным городом Псковской губернии. Средств на поддержание его старины даже у просвещенной императрицы не найдется. Да и зачем? Для царствующего дома значение имела только династия Рюриковичей как связанная, хотя бы косвенно, с династией Романовых.

Каждая перемена в эшелоне власти — в любой стране и в любые годы — ознаменовывается прежде всего атакой на прошлое, острой безотлагательной потребностью если и не переписать полностью, то уж во всяком случае существенно скорректировать историю. Если богиня Правосудия Фемида изображается с повязкой на глазах и весами в руках как символ объективности своих приговоров, музу Истории следовало бы представлять с теми же весами, но без повязки: ей-то как раз вменяется в обязанность увидеть и учесть каждое пожелание очередных власть предержащих. Пожелание, которое всегда сводится к попытке оправдать собственные действия. Чаще всего — вопреки фактам и здравому смыслу.

«Проклятое самодержавие» — «благословенное самодержавие», «подвижники политические — каторжане царской России» — «святые мученики-эмигранты» всех волн — эти бесконечные качели взлетают на наших глазах и в недавнем ХХ веке, и в нашем столетии. Раскачиваемые слишком часто одними и теми же услужливыми руками. Дело не в научных знаниях — их становится, несмотря на обилие интернет-информации, все меньше. Даже не в профессиональной ответственности — ее понятие находится на грани полного исчезновения, но во внутреннем посыле тех, кто обращается к истории: к высоким заработкам, шоу-популярности и главное — благосклонности сильных мира сего. Весь вопрос в том, чтобы внутренне включить бывшую науку — Историю в сферу услуг, развлечений, всяческого «попа». В конце концов, что особенного?

Ничего. Кроме планомерного разрушения собственной культуры. Потому что история — наука о человеке, его внутренней жизни, о формировании того нравственного стержня, который один и является сутью нации, ее исторических возможностей, всего того, что мы называем ментальностью и что формирует национальную идею, ставшую такой неуловимой в нынешние дни.

Как ни одна другая гуманитарная наука, история требует точности и выверенности фактов, объективности в их изложении и их первичности. Достоверность и документированность каждого обстоятельства, имени, факта вместо месива где-то прочтенных, кем-то сообщенных или специально препарированных сведений в угоду сиюминутной политической ситуации. Без работы над первоисточниками, архивными документами нет и не может быть исследователя, а значит, и ученого.

Простейший пример — хрестоматийное представление о затворническом характере жизни женщин в Древней Руси, их правовая неполноценность в XVIII–XIX веках и соответственно отсутствие участия в государственной и культурной жизни. Эмансипация как явление второй половины XIX века и бурные восторги по поводу объявившихся в последние двадцать лет никому неведомых бизнес-леди, на роль которых внутренне способны далеко не все женщины. Скорее исключение, чем возможное правило. А если все же обратиться к фактам истории? Пусть скупым, зато, может быть, достаточно выразительным? От первых летописей до документов екатерининских лет.

Эта книга не энциклопедия и не справочник, хотя в ней приведены имена многих участниц русской истории. Просто встречи на архивных путях с одними были более обстоятельными, с другими мимолетными. Так распорядились обстоятельства научной работы и Истории, которая не всем отводила одинаковое место на своих страницах. Читатели могли узнать о них в более чем 400 научных публикациях автора и в книгах «Московская мозаика», «Архивное дело №…», «Человек из легенды», «Ошибка канцлера», «Ее называли княжна Тараканова», «Царевна Софья», «Марина Мнишек», «Анна Петровна», «Первый генералиссимус (Федор Ромодановский)», «Всего один портрет», «Алексей Орлов-Чесменский», «Екатерина Дашкова», «Платон Зубов», «Екатерина Нелидова», «Москва извечная», «Москва. Дорогами истории — путями искусства», «Москва — столица», «Москвы ожившие преданья», «Земля и годы», «Москва. Федеральный справочник», «Загадки Рокотова», «Моя княгини…», «Духовная пристань поморов», «Псков», «Скорбный список», «Кремль. Дорогами истории — путями искусства», «Бестужев-Рюмин», «Литературное ожерелье Москвы», «Московские тайны. Дворцы. Усадьбы. Судьбы» и др.