Лоханка - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Калашников cтр.№ 13

Старшина наш — дядька с понятием. Он уже всё сообразил. Единственное, что его смущает — то, что товарищ мой не вполне крепок в русском. Вернее, всё понимает, но говорит с погрешностями.

Собственно, добрались мы без приключений, всего-то разок и клюнула пуля по металлу корпуса но, думаю, не пробила. Научился уже определять такие вещи по звуку. Ну а потом на петлицах Кобыланды появились треугольнички — знаки различия помощника командира отделения. Мне кажется — это правильно. Парень, хоть и юнец совсем — с четырнадцатого года — но башка у него варит. С машиной, кстати, отлично освоился. Она работает без склонений и спряжений, поэтому я ему всё очень толково объяснил и научил как следует. Иногда мы в дороге меняемся местами — он вполне прилично стал водить, а мне и передохнуть иной раз не вредно.

* * *

— Красноармец Беспамятный, — комполка посмотрел на меня странным взглядом, и протянул бумаги, — вот приказ о вашей демобилизации. А эти товарищи сопроводят вас, куда им предписано. Так что, собирайтесь, прощайтесь и — в добрый путь.

Сказать, что я удивлён, всё равно, что промолчать. Крепкие молодые парни в военной форме с малиновыми петлицами — по три треугольника на каждой — не выкручивают мне руки и не отнимают висящий на боку Маузер в деревянной кобуре. Вежливо кивнули и сказали, что станут меня повсюду сопровождать. Только добавили, что хотели бы поторопиться.

Я-то ведь теперь знаю, что это ГПУ — те самые очень серьёзные люди, встречаться с которыми в это время никто не стремится. Так что раздражать их и мне нисколько не охота. Доложился старшине, с мужиками нашими обозными поручкался, а с Кобыланды мы даже парой слов перекинулись — так — ни о чем. Я его просил за вкладышами присмотреть, а он мне отдал оплетённый кувшинчик с залитой чем-то затычкой. У него всегда водилось что-нибудь этакое… например, я видел как он доставал из карманов патроны для крупняка… пяток там, десяток. И добавлял в магазин. А откуда они у него — не ведаю. И спрашивать не хотелось.

Ещё поглядел на наш транспортёр. Поклёвок на нём больше, чем заплаток — редкая пуля, пущенная издали прошибёт шесть миллиметров довольно вязкой судовой стали, но внешний вид портят все. Закрашиваем мы их зелёной краской — другую в армии нынче достать мудрено. Поверх черной, которая теперь скромно проглядывает между клякс, нанесённых торопливо нашими с товарищем руками. Старшина спервоначалу рявкнул было, что, мол, за зёбра!? Явно хотел заставить выкрасить всё разом для равномерности. А нам натурально лень — вот и двинул я тезис о камуфляжной раскраске, а потом развил его до понятия слияния с местностью. В этот момент надо было поспешать за грузом и препираться старшине оказалось некогда.

— Валяйте, — махнул он рукой, — сливайтесь.

* * *

На том и уехал я из полка. Одежду мою гражданскую мне никто не вернул — не до её сохранения было в условиях военного времени. Поэтому — красноармейцем следовал… не знаю куда. Тоже не спрашивал провожатых. Ехали мы всё железной дорогой в опустевшей теплушке, бегая на станциях за кипятком или дровишками для буржуйки — незаметно подкралась осень и по ночам становилось холодно.

В Сталинграде пересели на пассажирский поезд, с которого через несколько часов и сошли на станции Владимировка, где встречал нас Дмитрий Иванович Агеев и его шофёр Пётр — оба в форме и с малиновыми петлицами. Обменялись с провожатыми какими-то бумагами, распрощались, да и пошли к машине.

— Изрядные дела начались тут без тебя, — рассказывал мне по дороге наш здешний ГПУшник. — Прислали мне ориентировку на поиск производителя некоторых, скажем, изделий. Гляжу — на одном изображении ты, собственной персоной со своим вездеходом. Ну и доложил, как положено. Хотя удивился, почему машину эту называют бранзулеткой.

Комиссию от военных прислали и всё производство этих лоханок сосчитали, а потом устроили дознание: сколько сделали и куда отправили. Думаю, сейчас порождения твоего мрачного гения срочно мобилизуют и передают в войска. А заводу спустили план…

— Какой завод? — спрашиваю. — Мастерские у нас.

— А вот и завод. Помнишь же, что с весны начинали реконструкцию да новые корпуса строили? Так что переименовали мастерские в завод и даже бранзулеточный участок на нём организовали. Дядю Васю Маркелова поставили над ним начальником, а он сразу затребовал тебя срочно отыскать и к нему доставить. Вопрос сейчас стоит на контроле в ОГПУ — я курирую дело от местных органов, а от военных интендантская служба прислала представителя — завтра, как на работу выйдешь, познакомишься с начальником приёмки. Ещё инженера из Москвы вытребовали из НАТИ. Тоже где-то на этих днях должен подъехать. В общем, Иван Сергеевич, заварил ты кашу…

— Да я-то чего?! Делал, что велят. Хорошо, кстати, делал.

Мне не в чем себя упрекнуть. Не стыдно за содеянное потому, что с душой подходил. А то, что получился не верх совершенства — так время такое нынче — ни материалов особо продвинутых, ни технологий двадцать первого века — ничего подобного пока нет. Армия, и та, почти вся на конной тяге, да и в мирной жизни лошадки не на последнем месте. Вон впереди пылит коляска — явно везёт кого-то от станции. Думаю — извозчик. Их не много в наших краях. И к поезду, а приходит он дважды в сутки — туда и обратно — съезжаются все. Пока мы с бумагами разбирались, народ и разъехался от станции.

Доставили меня прямиком к дому. И это правильно. Поскольку от своих молчаливых попутчиков испытывал я всю дорогу самое тревожное состояние. Измотался, одним словом. Корректные, конечно, ребята, но глаз с меня не спускали ни на минуту — хоть один, но обязательно рядом и не спит. Правда, на маузер мой никакого внимания не обращали.

Почему маузер? Потому, что с карабином в нашей коробчонке не развернуться, а наган не так хорош при стрельбе по дальним целям. А из этой машинки вполне неплохо получается и по ближним кустам шмальнуть, и по дальним. Да, баловали в полку нас с Кобыланды, хотя, откуда он принёс этот пистолет, я уверенно сказать не могу. Он вообще умудрялся добывать массу нужных вещей как будто из ниоткуда.

Так вот: захожу я к себе на подворье и здороваюсь с соседкой, что справа:

— Доброго здоровьичка, — говорю, — Павла Никитична!

— Ох! — отвечает она, — Иван Сергеевич! Хорошо, хоть ты с войны вовзвернулся. А у Анны-то мужа убили. Только она второго сына родила — тут и известие пришло из армии, что Никодим её голову сложил где-то около Поти, — и плачет тихими слезами.

Анна — моя соседка через заднюю изгородь — мы с ней ещё грешили у меня в мастерской. То есть — не чужой, как ни посмотри, человек. Хотя с мужем её знакомства я и не водил, но знаю, что относилась она к нему вовсе даже неплохо и связь нашу с ней прятала ото всех, словно в шпионском фильме с использованием тайного хода из сарая в сарай. Так что стою я, не зная, что делать, а Никитична продолжает причитать:

— Только всё у них наладилось! Поверишь ли? Пока не поселился ты здесь — не давал им господь деток. А тут — буквально года не прошло — и первый, а через пару лет и второй появился. А то Анна-то так убивалась, так кручинилась. Боялась, что бесплодная совсем. Ох-охонюшки, горе-то какое!