Ползком двинулись в сторону от видневшихся неподалеку брустверов, возведенных из человеческих тел. Направление указывал периодически мигавший фонарик.
Наконец, первый из разведчиков достиг цели и подал рукой сигнал, что все чисто. Заняв периметр обороны, пропустили внутрь Натана Залмановича.
В маленьком пролеске стояла, хитро упрятанная под огромными корягами, землянка. Подходя к ней, Стругацкий услышал, как знакомый голос пытается перекричать канонаду:
– Берлога, я Туман, Берлога, я Туман, как слышите? Кукушка поет соловьем, деревья не пилить! Деревья не пилить… Принял тебя, Берлога, отбой.
Внутри за рацией сидел в маскировочном халате Кнопмус. Увидев вошедшего, улыбнулся, кивнул на топчан рядом с собой.
– Извини, Натан, вставать не буду, низковато. Садись сюда, уже второй день тебя дожидаюсь.
Пригибаясь, гость подошел и пожал протянутую руку Юрию Альфредовичу, затем устроился поудобней рядом.
Кнопмус взял со стола огромный нож, ловко вскрыл пару консервных банок, стоявших на столе.
Протянув одну из них гостю, плеснул в жестяные кружки что-то из фляжки.
В нос ударил терпкий запах спирта.
– Давай, за встречу.
Они выпили, и Стругацкий набросился на тушенку. Подцепив кусок вилкой, прожевал и с удивлением стал разглядывать банку в тусклом свете лучины.
– Трофейная, – пояснил Кнопмус, – вчера немного вперед продвинулись и пополнили, так сказать, свои запасы продовольствия. Не бойся, не из человечины, ешь спокойно.
Он прислушался к происходящему снаружи.
– Не стреляют больше. Отлично. Теперь, если кто захочет нанести нам нежданный визит, мы сразу об этом узнаем.
– Ночные стрельбы ради дорогого гостя были? – поинтересовался Стругацкий.
– А ты как думал! Прием по высшему разряду. Ладно. Запоминай наглухо, второй раз повторять не стану. Уже скоро мы снова встретимся, и тогда вернешь должок за тридцать седьмой год. Но для этого необходимо выбраться из города. По дороге перехвачу, здесь слишком пристальное внимание к моей скромной персоне.
Натан Залманович не торопясь, с наслаждением прожевал кусок тушенки и спросил:
– Каким образом мы эвакуируемся с семьей?
– Не с семьей, – поправил тот, – возьмешь с собой только Аркадия, он поможет в трудный момент.
Стругацкий замотал головой и поставил банку на стол.
– Нет. Простите, но так дело не пойдет. Или едут все, или не едет никто.
– Ты меня не дослушал. С женой и Бобкой все будет в порядке, я позабочусь об этом. Проблема в другом. Тебе предстоит сыграть самый сложный спектакль в своей жизни. Будешь предпринимать все усилия, чтобы вывезти всех, но безуспешно. Горе должно быть убедительным даже для супруги и детей. Иначе – сам знаешь. Сталинград ведь еще не забыл? Тогда было, конечно, проще. Теперь пришлось пойти ва-банк и задействовать местных чиновников. За тобой будут наблюдать сотни внимательных глаз. Малейший прокол, и я не поставлю за жизнь твоей семьи ломаного гроша. Следующее не менее важное…
Вдруг Кнопмус замолчал. Натану Залмановичу показалось, будто маленькие, глубоко посаженные глаза таинственного собеседника на мгновение затопила чернильная тьма.
– Ложись! – закричал он внезапно и, столкнув на земляной пол Стругацкого, сам бросился сверху.
Рядом громыхнуло так, что на какое-то мгновение мир словно исчез. Затем Натан Залманович почувствовал, как на спину сыплются комья земли, а рядом падают горящие остатки деревянных балок землянки.
На месте, где еще недавно стоял стол с рацией, зиял край большой воронки.
Кнопмус протянул руку.
– Бегом отсюда. Меня выследили. Уходим к лодке.
Стругацкий вскочил. На удивление, не было не то что контузии, даже на руках не осталось ни единой царапины, хотя снаряд разорвался в двух шагах от него.
Отряхнув с шинели землю, он услышал вновь начавшуюся перестрелку и канонаду.
– Уходи сам, я должен забрать своих людей, – ответил Натан и кинулся без промедления к охранявшему их оцеплению.
– Как же мне надоели эти блаженные, спасу от них нет, – проворчал себе под нос Кнопмус и аккуратно двинулся следом, постоянно внимательно оглядываясь.
С пригорка в сторону мирно покачивавшейся у берега лодки спешил маленький отряд, позади которого, поминутно отстреливаясь от наступавших немцев, бежали Стругацкий и Кнопмус.
– Погоди, – закричал Юрий Альфредович, – так нам не уйти. Стой на месте, не шевелись. Придется играть не по правилам.
Приученный к дисциплине, Натан Залманович мгновенно застыл, будто статуя, радостно глядя, как его ребята уже подбегают к лодке, и приготовился к смерти.
Но неожиданно за спиной словно повеял легкий ветерок, выстрелы резко оборвались. Он с удивлением обернулся и понял, что никаких немцев там нет.
– Все, дуй к своим, я буду уходить другим путем. Да, главное чуть не забыл, вот, возьми, – сказал Кнопмус и, порывшись в складках плащ-палатки, вытащил какой-то конверт. – Здесь все необходимые тебе документы. Через несколько месяцев встретимся, тогда и объяснимся.
– Не знаю, кто вы такой на самом деле, но удачи вам, Юрий Альфредович.
Стругацкий споро спустился к берегу. Вот уже исчезла лодка за дождевой завесой, а Кнопмус все стоял на пригорке и смотрел на осажденный город.
К нему неторопливо подошел лобастый пес.
– Проследи за ним, старый друг. За ним и за Аркадием. Встретимся в Вологде.
Тот кивнул, спрыгнул вниз, вошел в темную воду и бесшумно поплыл следом.
Москва, 1985 год
У выхода из оружейной комнаты его уже ждали двое ребят из «девятки».
– Разрешите доложить, товарищ генерал, вас срочно просят прибыть на пункт связи.
Они сели на такую же, как и внизу, дрезину – модель была специально сконструирована для правительственного метро. Буквально через две минуты подъехали к платформе, на которой суетились между громоздкими приборами десятки людей.
Кто-то, завидев Зайцева, замахал руками:
– Сюда, товарищ генерал!
Подойдя к связисту, Геннадий Николаевич вопросительно кивнул.
– На проводе Институт и Кремль, – пояснил тот, – с кем будете первым говорить?
– Давай Институт, – хмуро буркнул генерал.
В трубке раздался знакомый голос:
– Батя, это Глобус. Что за фигня творится?
– Доложи обстановку.
– Так точно. Короче, утром все началось, после твоего звонка. Ты уже вниз спустился, и я с тех пор сижу на телефоне, караулю. Приезжает из Бункера смена в полном составе. У всех здесь глаза, как чайные блюдца, будто призрак отца Гамлета им явился. Тут они нам вываливают: Директор приказал перерубить все линии связи и покинуть объект до особых указаний.