Деникин. Единая и неделимая - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 51

Следует заметить, что, несмотря на громкие имена полков и гвардейцев, это были боевые столкновения в узком понимании этого слова. Ни о какой позиционной войне речи не шло. Стычки происходили эпизодические, либо за важные населенные пункты, либо, что чаще, за узловые железнодорожные станции вдоль направления движения карательных войск. Паровоз подбрасывал несколько вагонов с* бойцами и платформ с артиллерией к станции, где те рассыпались в цепь и пытались ее атаковать с ходу под прикрытием бомбардировки. Если противник оказывал стойкое сопротивление, никто «до последнего патрона» не бился. Забирали раненых и убитых, грузились в вагоны и уезжали «зализывать раны» до следующего наскока, который мог состояться и через неделю.

Если противник понимал, что слабее, сам грузился в вагоны и отбывал до следующей станции, где все повторялось заново. Ни о каких обходных маневрах в голой зимней степи, где снегу по колено, речи быть не могло.

Станций в Донбассе и на Среднем Дону было много, так что «ползучие битвы» становились отличительной чертой Гражданской войны в России.

Что мог противопоставить красным Каледин? Чернецовская карета «скорой помощи», понесшая большие потери под Каменской, сумела разгромить Московский и Харьковские полки красных, захватив вагон снарядов (как назло, у самих вышло из строя одно из орудий) и 12 пулеметов, но 21 января угодила в окружение у станции Глубокая. Чернецов и 40 его партизан попали в плен к воевавшему на стороне красных Северному казачьему отряду войскового старшины Николая Голубова. В свое время Голубов был ярым монархистом, во время приезда Николая II на Дон в 1913 году собирал окурки царя, целовал ступеньки, по которым тот ходил. В революцию он стал «атаманом голутвенных казаков», вроде Стеньки Разина, мечтая об официальном атаманском перначе. Популярного Чернецова он не тронул, желая сохранить авторитет и поторговаться с Калединым, сдал пленных главе ВРК Подтелкову. Зато у этого «хозяина Дона» пиетета к землякам уже не наблюдалось. Он лично зарубил полковника, а его каратели — всех остальных пленных. Большая кровь вызывала большое ожесточение.

Узнавший об этом Голубов схватился за шашку: «Что ты, мерзавец, наделал! Как я буду теперь разговаривать с правительством: оно ни на какие уступки не пойдет…» Потом устроил истерику и расплакался. Посмеивавшийся в усы Подтелков только отмахивался. Своим же объяснял: «Голубов его жалеет, потому как сам офицер».

По признанию Деникина, «Со смертью Чернецова как будто ушла душа от всего дела обороны Дона. Все окончательно разваливалось. Донское правительство вновь вступило в переговоры с Подтелковым, а генерал Каледин обратился к Дону с последним своим призывом — посылать казаков-добровольцев в партизанские отряды».

Однако главного Чернецов добился — наступление было сорвано. Командир отряда Петров был ранен в ногу, и красные дальше идти не рискнули. 23 января один из красных командиров телеграфировал в Петроград: «Еще одна такая победа, и мы погибли».

Каледин сделал превентивный ход — распустил по домам казаков, признавших Каменский ревком. По куреням разъехались казаки из двух третей всех донских полков. Они не хотели воевать ни за белых, ни за красных. Подтелков попытался провести мобилизацию, но она сорвалась. В Миллерово к месту сбора прибыло 1600 человек, но на погрузку в вагоны явилось 80, остальные разбежались.

Каледин сделал походным атаманом опытного генерала Назарова, поручив ему командовать Ростовском районом. Прикрывать таганрогское направление со стороны Украины отправился сводный отряд добровольцев под командованием приехавшего одним из последних на Дон из «знаковых фигур» полковником Александром Кутеповым.

Однако, кроме добровольцев, в бой больше никто не рвался. Профессиональные военные предпочитали отсиживаться при-штабах, пока в зимней стуже коченели в караулах гимназисты. Добровольцев на фронте, прикрывавшем с севера новочеркасское направление и с запада таганрогское, было около 2 тысяч, казаков-партизан Чернецова, Семилетова и Грекова — по 400 в каждом из отрядов. Были еще более мелкие партизанские соединения — крутинский летучий отряд есаула Романа Лазарева, полковников Николая Упорникова, Исаака Быкадорова и Тихона Краснянского, сотника Федора Назарова, войскового старшины Михаила Гнилорыбова и др. Они были рассеяны по всей Донской области и в боях участвовали лишь эпизодически. Каледин только на них мог делать ставку, считая, что лишь добровольческие казачьи подразделения способны реально противостоять красным.

Как вспоминал казачий генерал-майор Иван Поляков, «отделы были необычайно многолюдны, в полном несоответствии с наличным количеством бойцов и, как всегда при этом бывает, давали минимум полезной работы: каждый рассчитывал на соседа. Определенно никто не знал круга своей деятельности». Секретность работы штаба не обеспечивалась. Значительная часть служебных переговоров велась по телефону городской телефонной станции, «благодаря чему все служебные разговоры становились достоянием общества, а одновременно и большевиков, наводнявших город».

Сами добровольцы признавали; что во фронтовых казачьих частях «внутренний надлом в сторону развала уже произошел», они заболели «шкурным вопросом» и «стремлением к отдыху… от тяжелой страды боевых дней». Устав от одной войны с Германией, казакам ни под каким предлогом не хотелось ввязываться в другую войну «с Россией».

Да и у самих добровольцев не все было однозначно. Один из них, Роман Гуль, впоследствии вспоминал, как приехал с Таганрогского фронта в Ростов умолять Корнилова о посылке резервов и снабжения. Он сообщил генералу, что в частях полно обмороженных, без теплой одежды и обуви, несколько дней не получавших пищи. Не осведомленный об истинном положении фронта Корнилов устроил разнос Эльснеру, который уверял, что «все было выслано». При этом Гуль подчеркнул: «Некоторые офицеры штаба бесшумно скользят по паркету новыми казенными валенками, другие шумно топают новыми солдатскими сапогами, а у нас на фронте ни того, ни другого». Сам Деникин признавался: «На почве тяжелого материального положения армии всеобщее озлобление обрушилось на голову начальника снабжения, генерала Эльснера. Его бранили и в строю, и в штабах, и среди общественных деятелей, прикосновенных к организации… Эльснер был честен, тогда как подлое время требовало, очевидно, и подлых приемов».

Непобедимая российская коррупция грязной ржавчиной начала разъедать Белое движение сразу же после его начала.

Сам Деникин в эти дни был отвлечен от Гражданской войны событиями более приятными, матримониальными: 7 января уже седым, 45-летним боевым генералом он впервые обрел семью, обвенчавшись в одной из новочеркасских церквушек с Ксенией Чиж.

Их роман был далек от литературной классики. Разница в возрасте к особой романтике не располагала. Тем более в столь переломные и анархические годы. Вероятнее всего, когда родители Аси развелись и обзавелись собственными семьями, девушка просто стала никому не нужна и сама почувствовала себя брошенной и одинокой. Особенно после гибели жениха. Переписка же со старым другом, который совершенно неожиданно сделал ей предложение, оказалась как нельзя кстати и стала выходом из тупика для 25-летней курсистки.