Против либерализма к четвертой политической теории - читать онлайн книгу. Автор: Ален де Бенуа cтр.№ 23

Напомним, что человеческое общество модернистами (les Modernes) рассматривается просто как надстройка по отношению к индивидам — элементарным атомам, ре­ шившим покинуть пред­политическое и пред­социальное состояние «естественности», чтобы вступить на основе до­ говора в сообщество в целях максимальной реализации собственных интересов. Само это представление базиру­ется на определенной антропологической модели: фунда­ментально эгоистичный индивид, постоянно просчитыва­ющий наибольшую для себя материальную выгоду. Такого рода эгоизм постулируется без тени пренебрежения; на­ против, уже начиная с Адама Смита и Бернарда Мандеви­ ля осуществление индивидуального эгоизма выступает залогом общественного блага и всеобщего счастья благо­ даря «невидимой руке» рынка.

Таким образом, вместе с модерном возникает представ­ление, что зло может быть не только локализовано и обу­здано, но даже полностью упразднено по всему периметру завершенного социального порядка — достаточно лишь его сконструировать. Эта мысль предполагает, как уже было сказано, что зло является внешним по отношению к человеку, что оно происходит не от него самого, но от не­ справедливо установленного господства, авторитета и вла­сти. Отсюда вытекает, что справедливость состоит в созда­нии условий, в которых несправедливость не могла бы даже возникнуть. Параллельно возникает представление, что че­ловек является человеком в той мере, в какой он макси­мально освобождается от всякого рода естественности, что открывает путь для радикального историцизма: чело­ веческий род отныне есть то, чем ему пожелают быть.

Понятие зла, которое в эпоху модерна всегда вызывало определенные затруднения, на протяжении последних два­дцати лет пытается найти себе место среди обсуждаемых обществом тем. Однако происходит это странным образом. С одной стороны, наши современники продолжают думать, что возможно искоренить зло посредством принятия соот­ветствующих мер. С другой стороны, в соответствии с тем пониманием блага, которое вытекает из их представления о справедливости, они более не стесняются отрицать суще­ствование того, что они именуют «абсолютным Злом». Это абсолютное Зло вовсе не является противоположностью аб­солютного Блага, о котором никто не решится заявить (ибо полагать наличие абсолютного Блага — значит идти вразрез с принципом «нейтральности», сопутствующим либераль­ному пониманию справедливости). Речь идет, скорее, об аб­солютном Зле, которое рассматривается как радикальное попрание прав человека. Сегодня оно воплощается в не­ скольких ключевых фигурах, оживляемых при каждом удобном случае: террорист, негационист, педофил, нацист, расист, серийный убийца и т. д. Эти персонажи чаще всего не подлежат психологическому или политическому анализу, но заслуживают лишь истерического и демонизирующего подхода, исключающего возможность тонкой аналитики. Стратегия растворения абсолютного Зла в высшей степени эффективна: любое сомнение в указанных вопросах ведет к полному разоблачению. Цепь произвольных отождест­влений, тщательно воспроизводящая порочные намерения, позволяет подвергнуть публичному осуждению любых по­тенциальных носителей неправильных представлений. Кроме того, эти отталкивающие фигуры, выступающие во­площениями абсолютного Зла, могут быть использованы для приостановки действия закона. В борьбе против них все позволено. Так, для борьбы с терроризмом совершенно есте­ственно идти на ограничение гражданских прав. Чтобы про­тивостоять «сети педофилов», становится оправданным над­зор за интернет­пользователями. Чтобы положить конец «империи Зла», необходимо объявить легитимными захват, пытки, бомбардировки, расчленение указанных персонажей и т. д. Таким образом, абсолютное Зло определяется как ра­дикальная инаковость, «несказанный» ужас, неустранимая гетерогенность. Зло отрицается как таковое (в конце концов, оно вовсе должно испариться), и вместе с тем оно утвержда­ется — в форме, исключающей любую релятивизацию.

Воля к «искоренению зла» часто начинала проявляться в связи с представлением, что любой конфликт можно устра­нить, а всякую войну объявить вне закона. Это представление часто озвучивалось в стиле пацифистов (устранить зачин­щиков — свернуть войну), но также и в духе самих либера­лов, которые даже здесь апеллировали к умиротворяющей силе коммерции и «невидимой руке» рынка, уполномочен­ ной преобразовать все общество в мирную и саморегули­рующуюся структуру. Последняя точка зрения основывает­ся на подспудном постулате, что индивидуальные интересы спонтанно согласуются с интересами коллективными (ко­торые не более чем сумма индивидуальных), чтобы обеспечить свободную игру рыночных сил и, с другой стороны, чтобы не возникало конфликта, которому нельзя было бы найти «разумного решения». Ибо противостоящие точки зрения, отождествляемые с расходящимися интересами, всегда остаются потенциально воссоединяемыми — так, чтобы коммуникация между ними никогда не прерывалась. Можно сказать, таким образом, что всякий конфликт яв­ляется пространством для сделки, не предполагающим, что на свете есть вещи, которые вовсе не подлежат купле/про­ даже (скажем, ценности, которые вовсе не сводятся к ин­тересам).

Подобный ход не то чтобы неудачен, однако он приво­дит ровно к противоположному, чем задумывалось, резуль­тату. Отказ от конфликта в конечном счете приводит к ге­нерализации конкуренции, к той самой войне всех против всех, которую собирался нейтрализовать либеральный проект (и в которой Энгельс еще в 1845­м усматривал сущность самого либерального общества). Мечта о всеобщем мире приводит к «справедливой» и неконтролируемой войне, ко­торая доходит до предела, чтобы одержать победу над про­тивником, который вынесен за границу человеческого. религиозные войны, с которыми мечтали покончить, усту­пают место войнам идеологическим, которые подчиняются той же логике. Стремление к вечному миру приводит к веч­ ной войне.

Желание упразднить конфликт, чтобы обеспечить насту­пление эпохи справедливости и всеобщей гармонии, лишить его конститутивного, онтологического измерения, — значит лишний раз попытаться устранить инаковость. Конфликт и различия, рождающиеся из противоречивой множествен­ности человеческих устремлений, представлены как основ­ные причины войн. При этом забывается, что отрицание различий тоже ведет к военным инцидентам. Чем более люди похожи друг на друга, тем больше они желают отли­чаться друг от друга, вовлекаясь в непрерывную борьбу, где явное противостояние является лишь одной из форм про­тивоборства. «Далекие от умиротворенности, современные сообщества, избегающие конфликта, насыщены безгранич­ной жестокостью — холодной или горячей», — замечают Мишель Беназаяг и Анхелика Дель Рэй15.

Наряду с желанием искоренить конфликты в современ­ных западных обществах присутствует тенденция к отрица­нию ценности негативного. Последнее, как уже было ска­зано выше, допустимо лишь в формах экстремальных и па­тологических («абсолютное Зло»). Общим местом является убеждение, что негативное должно быть уничтожено, а со­ хранить нужно лишь позитивную сторону человеческого существования: сотрудничество без конфликтов, разум без страсти.

В самом деле, зло понимается здесь как нечто из ряда вон выходящее. То, что наши современники изобличают как зло, это то, что является неотъемлемой частью тра­гичности человеческого бытия. Они хотят уничтожить трагическое измерение существования именно потому, что трагическое амбивалентно по самой своей сути, а следова­тельно, «непрозрачно». Этой непрозрачности они проти­вопоставляют идеал социальной «прозрачности». Само стремление к «прозрачности» является классическим тре­бованием рационализма. Оно доводит до предела дело «расколдовывания мира» — изъятия его тайны. любая ор­ганическая социальная связь, любое до­рациональное со­циальное отношение, любая неконтролируемая жизненная сила — все, что не сводится к рациональному расчету, — рассматривается как «непрозрачность», подлежащая искоренению. Это «прозрачность» из «1984»: Большой Брат смотрит на тебя, Большой Брат знает все. Что, впрочем, не мешает законсервировать в состоянии «непрозрачности» не­ которые области: зоны финансовых потоков, сделок, взяток, «налогового рая». Идеал прозрачности — это идеал чисто тоталитарный.