Женщина на заданную тему - читать онлайн книгу. Автор: Елена Минкина-Тайчер cтр.№ 49

А что же Владимир и его знаменитое везение?

Про Владимира речь впереди, но чтобы сохранить последовательность мы просто обязаны рассказать еще об одном немаловажном событии.

Вскоре после отъезда Аллы Семеновны почтенный директор завода Иван Никитич Синельников оставил семью и на глазах всего народа переехал к собственной секретарше в недавно полученную ею заводскую квартиру. Тут, конечно, последовала жалоба жены в райком, директора поспешно перевели на периферию, начались перемещения в руководстве, и вскоре на заводе появилась новая сотрудница, старший инженер, Марина Петровна Рогозина. На вид ей было лет тридцать или даже чуть больше, уже первые седые ниточки виднелись в уложенной венчиком темной косе, но это не уменьшало ее поразительной тихой красоты. Из отдела кадров тут же донесли, что Марина Петровна не замужем, и это никого не удивило в невеселое послевоенное время.

Удивило и даже поразило другое. Впервые появившись в знакомой нам столовой, Марина Петровна вдруг остановилась против столика у окна, тихо ахнула, всплеснув руками, и на глазах всех присутствующих обняла главного инженера завода Владимира Борисовича Ковригина. При этом у самого Ковригина сделалось такое потрясенное счастливое лицо, что по заводу сразу поползли слухи о давнем жестоком романе между Рогозиной и главным инженером, отчего Алла с Урала, понятное дело, и уехала, не вынеся ревности и обид. Более того, самые заядлые сплетники уверяли, что история с Аллочкой подстроена исключительно директором Синельниковым, дабы отвлечь внимание рабочих от собственного аморального поведения.

Но мы-то знаем, что это были только слухи!

Утро я начинаю с глаз, это самое веселое. Правда, цвета в моей программе сильно ограничены, но, если подумать и не спешить, всегда можно выбрать что-то красивое и утешительное. Например, пронзительно зеленый, или серовато-зеленый с легкими карими крапинками, или золотисто-каштановый. Как хорошо, что капли-хамелеоны вошли в разрешенный багаж. Нужно только учитывать одежду и время года, тогда совсем незаметно. Потом я растягиваю кожу у висков и на шее, чтобы образовались легкие морщинки. Ничего, они не слишком портят общий вид. Можно даже считать, что появляется некая мудрость и загадочность.

Главное, основная тема выдержана – зеленые глаза и темные волосы. Хотя с волосами еще проще, я крашу их раз в несколько месяцев, чтобы цвет стал менее натуральным и чуть светлее моих собственных волос. Тогда можно принять отрастающие корни за хорошо прокрашенную седину. Жаль, что восстановитель придумали так поздно, не пришлось бы возиться, пачкать лицо и шею. Но раз в полгода можно выдержать, это не каждые две-три недели, как красят здесь женщины. Гораздо грустнее с ногами. Приходится подчеркивать вены и противные красные стрелки капилляров, округлять щиколотки до легкого отека, утяжелять бедра.

Ничего не поделаешь, в тайм-командировках свои строго оговоренные правила. Целая группа психологов работает над программой, рабочей легендой и параметрами отбора. И почти всегда возрастные границы не моложе 45–50 лет. Слишком ответственный и дорогой эксперимент. Все правильно, хотя и грустно. Но молодой человек, считают психологи, невольно заведет какую-нибудь романтическую историю, могут появиться дети, нарушатся тонкие временные связи. Хотя мне кажется, они слишком перестраховываются, нормальный человек нашего времени, тем более попавший в отборочную группу, не позволит себе легкомыслия и глупости.

Честно говоря, я не слишком надеялась пройти последний тур. Тем более, одним из претендентов был очень сильный специалист-нейрогенетик из Калифорнии. Наверное, сработала магия родительского имени. Мэри и Джакоб Кроун-Лутс, авторы огромного труда по истории биотерапии, ведущие имена в медицинской генетике. Думаю, в комиссии сразу обратили внимание. Никто не знал, конечно, что я скрываю от родителей свои планы. Но не исключено, что я просто подошла по всем требованиям. Все-таки была круглой отличницей и в школе, и в колледже, на втором курсе медшколы напечатала первую собственную работу по биодиагностике, подготовила огромный материал по истории лечения лейкемий и миеломной болезни. Кроме того – свободна и не обременена детьми. И время предполагалось не самое интересное, начало XXI века, никаких особых эпидемий или изобретений, рутинная работа по сбору исторического материала.

Мой телефон тихо трещит на тумбочке у кровати и тут же начинает мелодию Грига. Я всегда ставлю будильник, хотя просыпаюсь минут за пятнадцать до звонка. Привычка все делать вовремя и никогда не опаздывать. В местном сонном царстве это кажется особенно смешным. Телефон очень примитивный, конечно, для любого самого простого задания и заметки приходится нажимать пальцем на глупые кнопки. Но все-таки какой-никакой органайзер и дневник. Кстати, у моей местной коллеги, детского врача, на столе лежит дневник из бумаги, в который она чернильной ручкой записывает имена и планы! Хорошо хоть, не гусиным пером!

Я забыла отключить будильник, и он начинает повтор мелодии. Бедный Григ, хорошо, что он не слышит себя в исполнении слабого дребезжащего динамика! Представляю, что сказал бы Кайл, увидев это механическое чудо!

Впрочем, Кайл бы просто разозлился. Он категорически не понимал, как можно слушать композиторов XVIII века, копаться в старых материалах по генетике, изучать историю биотерапии. Даже мое увлечение биодиагностикой казалось ему глупым и вредным атавизмом. Ведь уже доказано, что сама по себе биодиагностика не имеет большого значения, появились более четкие и безопасные методы. Тем более биотерапия официально запрещена.

Это наш вечный спор. Я пытаюсь объяснить Кайлу, что вся история медицины – история проб и ошибок. И гибели врачей, как это ни ужасно. Первые вакцины, первые антибиотики, изучение инфекций… Хорошо, не будем вспоминать эпидемии чумы. Но даже банальный рентген, который вызвал такой восторг. Сначала обнаружили огромные возможности диагностики и только позже узнали о смертельной опасности облучения. И конечно, в первую очередь пострадали ученые и врачи. Но все-таки рентгеновские лучи остались в медицине почти на двести лет! Пусть с применением мер защиты, пусть с частичным поражением и больных, и сотрудников. Долгое время даже опухолевые клетки сжигали рентгеновским излучением, хотя сейчас тяжело об этом думать. Но если бы врачи исповедовали принципы Кайла, человечество давно бы вымерло от банальных инфекций типа брюшного тифа или СПИДа.

Конечно, обидно, что история с биотерапией оказалась такой тупиковой. Родители потратили более десяти лет на ее изучение, месяцами жили в отдаленных индийских деревнях, подняли гору литературы по китайской и корейской медицине, психологии африканских племен, истории шаманов и целителей. Во все времена были люди, которые умели определять болезнь без каких-либо лабораторных методов. Тогда их называли как придется – знахари, экстрасенсы, они интуитивно воспринимали биоволны, открытые гораздо позже. А сейчас биодиагностика входит в обязательную программу третьего курса, сразу за иммунологией и патофизиологией.

Родители собрали огромный материал, представили к защите две блестящие диссертации, но… Все надежды на развитие волновой терапии и легкое исцеление больных оказались напрасными. Потому что все попытки воздействия на дефектные волны пациента, хотя это было не очень сложно технически, вели к тяжелому поражению и даже смерти врача. Биотерапию официально запретили, все опыты были приостановлены, и лаборатории закрыты. Я, как и многие студенты, пыталась пробовать на себе, быстро освоила коррекцию мелких дефектов, например насморка, но схватила тяжелую пневмонию и получила строгое предупреждение от декана. Странно думать, что с тех пор прошло почти пятнадцать лет.